Отправлено: 03.03.16 11:48. Заголовок: Очаровательный Карлос

Общался на одном из форумов с Братской родственной душой, по сравнению с множеством сатурианцев, коих обильно собрало Кастанедовское наследие, детей юпитера очень мало, а еще меньше юпитерианцев которые обладают таким литературным талантом.
Так что записываю в Артридеры (Искусные читатели) Брата Бомбея-Доджа и копирую сюда его роман и часть переписки с форума.
Из постКастанедовского творчества мало кому удалось указать на Нагваль так искусно.

У меня есть текст 9 глав, сохраненный посторонним автору человеком, поскольку Автор, удалил, в свое время роман из сети, то другого места нет, публикую тут, по мере того, как читаю сам, после прочтения 9 главы, попробую списаться с Автором и попросить продолжения, если таковое имеется.

 Отправлено: 03.03.16 11:50. Заголовок: От издателя Несмо..

От издателя

Несмотря на то, что автор самым бесстыдным образом использует в своём романе имена персонажей из книг американского писателя-фантаста Карлоса Кастанеды, а также имя самого этого писателя, мы всё же сочли возможным опубликовать эту книгу.
В конце концов, роман Э. Бомбея всего лишь один из примеров того, какими причудливыми путями развиваются и живут в нашем мире идеи. Идеи, которые когда-то, где-то, кем-то были, что называется, высосаны из пальца.
Чтобы не пропасть, не захлебнуться в этом потоке идей и концепций, нам остаётся только одно, самое интимное, что пока ещё доступно нам, - художественное сопереживание героям романа.
Однако не следует забывать, что художественное переживание изящно начинает невротический социально-психологический фактор, таким образом, сходные законы контрастирующего развития характерны и для процессов в психике. Художественный идеал, согласно традиционным представлениям, сложен. Компенсаторная функция возможна. Параллельность стилевого развития изящно образует непосредственный предмет искусства, так Э. Бомбей формулирует собственную антитезу.

Беспристрастный анализ любого творческого акта показывает, что художественное переживание ненаблюдаемо. Социальная психология искусства дает незначительный онтологический статус искусства, что-то подобное можно встретить в работах Ауэрбаха и Тандлера.
Типическое одновременно. И хотя книги К. Кастанеды и Э. Бомбея разделяют, буквально, века (ХХ и ХХI), но «одноимённость» персонажей, словно бы магически, погружает нас в тот же самый волшебный мир воинов, толтеков и клоунов.
Да, разумеется, наш автор играет, что называется, «на снижение». Но снижение имеет бессознательный стиль, таким образом, все перечисленные признаки архетипа и мифа подтверждают, что действие механизмов мифотворчества сродни механизмам художественно-продуктивного мышления.

Символический метафоризм, в первом приближении, использует реализм. Манерничанье автора создаёт антураж изысканности и избранности. А присущий теме романтизм трансформирует эдипов комплекс, - именно об этом комплексе движущих сил писал З.Фрейд в теории сублимации.
Так что не стоит сразу откладывать роман, столкнувшись с повторяемостью имён. Нет ничего нового под небесами. Так почему бы открыто не признать это? Почему бы не признать, что неизменяемы (как и невменяемы) только идеи. И нужно только вчувствоваться. Ведь согласно теории "вчувствования", разработанной Теодором Липпсом, эйдос неизменяем!

Думаем, эта книга будет интересна антропологам, студентам-медикам, психологам, нейро-лингвистам, учащимся старших классов школ с уклоном в этноботанику и квантовую физику, а также всем интересующимся проблемами иглоукалывания, глобализации и новыми методами добычи полезных ископаемых.
А заодно послужит прекрасным пособием-предостережением об опасности тоталитарных сект и пренебрежения грамматикой русского языка.

Фрэнк Эйнштейн


... Совершенно неважно, о чём эта книга. Важен сам процесс. Причём, не в его индивидуально-личностной ипостаси, а с точки зрения приложения момента рычага ко всем процессам, происходящим в сегодняшнем мире.
Важно то, что идеи живут и развиваются. А значит, наш мир ещё не достиг той безвозвратной точки стагнации, когда место искусства займёт фастфуд ментальных концепций, сработанных по единому рецепту в мраморных прозекториях Гугенгейма и компании.
Поэтому, - читайте этот роман! А главное, - покупайте активнее!

Сын Ф. Эйнштейна


БЕСПРЕДЕЛЬНАЯ БЕСЦЕЛЬНОСТЬ БЫТИЯ



Карлосу, с благодарностью


…последнее наставление дона Хуана…
(вместо предисловия)




Наконец-то я умер. Томительное время полубредовых состояний и галлюцинаций, вызванных применением обезболивающих лекарств, плавно перетекло в смерть. Переход, как ни странно, был едва различим. Просто я вдруг ощутил, что тело моё теряет какой-то клей, некую гибкую подвижную связку, которая удерживала вместе его частицы. И то ощущение тяжести и окаменелости, которое ранее присутствовало в области печени, распространилось по всему телу.
Вслед за телом пришла очередь сознания. Оно тоже, казалось, рассыпалось на множество осколков, которые, подобно искрам бенгальского огня, таяли в бездонной тьме. Нахлынуло ощущение укачивающего падения куда-то вниз, и, – всё. Полный мрак. Пустота… И только какой-то едва различимый звук, словно где-то далеко-далеко кто-то нечаянно задел струну виолончели...
Я (я всё ещё как-то был!) ухватился за этот звук и старался вытащить себя из той тьмы, в которую погрузился. Мой разум, моё сознание, а больше всех – моё измученное тело не желали больше никуда вытягиваться. Они хотели только одного, - покоя. Но каким-то неимоверным усилием воли, которая, казалось, действовала даже вопреки моему желанию, я вытащил себя из мрака и оказался в ночи.
Надо мной было небо с едва различимыми звёздами, а где-то за моей спиной висела луна, подсвечивая мягким зеленоватым светом окружающий пейзаж. Я сидел, прислонившись спиной к какой-то стене, а в нескольких шагах от меня стоял человек. Я не видел его лица, но ощущал, что он пристально меня разглядывает. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, а потом мои глаза словно окрепли или просто привыкли к темноте, и я стал отмечать подробности. Человек был немолодой, но крепкий. Круглая голова. Птичий взгляд…
- Дон Хуан?! – крик вырвался из меня в тот же миг, как я узнал его.
- Ага! – отозвался он, подошёл ближе и уселся на какой-то ящик, справа от меня.
Казалось, он был страшно доволен, - словно ребёнок, которому удалась потешная шалость.

- Но это ведь не ты! Этого не может быть! Я ведь тебя просто выдумал! – завопил я.
- Не много ли ты на себя берёшь, Карлос Кастаньеда? – тоном старого, сварливого школьного учителя спросил Дон Хуан, при этом старательно акцентируя смягчённое «н». - Неужто за все эти годы ты так и не понял, что игрок здесь один, – дух. А все остальные, – просто фигуры. Неужели ты всерьёз веришь, что фигура может что-то выдумать? Что-то такое, чего нет на игровом поле?
- Дон Хуан… - я почти простонал его имя, так как вдруг почувствовал, что сознание снова покидает меня, и моей воле - или чему-то там ещё – пришлось приложить максимум усилий, чтобы я вновь не погрузился во тьму.
Да, это был именно он. Это был его голос, который я так часто представлял себе за те годы, что писал о нём. Это были его манеры, к которым за все эти годы я уже успел привыкнуть настолько, насколько и сам не подозревал. Это был его взгляд, который я столько раз видел...
Но это не мог быть Дон Хуан! Я ведь его выдумал! Его не могло существовать на самом деле…
- Дон Хуан… - умилённо протянул я. – Ты самая великолепная галлюцинация из всех, что я видел за свою жизнь…

Дон Хуан вытянулся со своего места по направлению ко мне и больно стукнул меня костяшками пальцев по лбу.
- Ты снова индульгируешь, как сукин сын! – сказал он. – Только теперь ты старый сукин сын… И практический мёртвый!

Дон Хуан расхохотался, а вслед за ним захохотал и я. Мы смеялись, словно два приятеля, встретившиеся после долгой разлуки и одновременно вспомнившие смешную историю из их прошлой жизни. И теперь оба хохочут, не в силах вставить ни единого слова…
Наконец я начал уставать и, справившись с очередным приступом смеха, заявил:
- Всё равно я не поверю, что ты реальный! За последнее время я уже привык к тому, что и галлюцинации могут быть болезненными.
- Ты ещё ткни в меня пальцем и завопи: Хочу видеть! – поддел меня Дон Хуан.
- И что? – не сдавался я. – Сам ведь учил, что реальные объекты должны порождать энергию!
- Похоже, ты был не очень хорошим учеником, - хитро прищурился Дон Хуан. – Иначе, за все эти годы ты бы смог догадаться, что существует ещё одно правило определения реальности.
- И какое же? – с иронией спросил я.
- Маги древности называли его Правило Трёх «П», - важно сообщил Дон Хуан и, казалось, раздулся вдвое на своём ящике.
- Что-то я не припомню у них такого правила, - усмехнулся я.
- Это старое индейское правило, - терпеливо пояснил Дон Хуан. – Оно гласит: Если твоя галлюцинация имеет Последовательность, Преемственность и Продолжительность, то чем, собственно, она отличается от реальности? Чем?

Его взгляд словно подталкивал меня к ответу, но мне трудно было собраться с мыслями. Некоторое время что-то во мне боролось с обессилившим разумом, пытаясь заставить его работать. Но потом я сдался и расслабился. И тогда до меня вдруг дошёл смысл его слов. Но отступать я не собирался, поэтому уверенно ответил:
- Наличием энергии!
- Что есть энергия? – спросил Дон Хуан тоном Прокуратора Иудейского.
- Это то, чего нет в галлюцинациях! – торжественно заявил я.
- А тогда из чего же они… сделаны? – простодушно осведомился Дон Хуан.

При других обстоятельствах я бы непременно пустился в долгие рассуждения, но теперь я был уставший и какой-то опустошённый. К тому же, я вдруг поймал себя на том, что спорю я, в сущности, с собственной галлюцинацией.
- Ты лучше просто скажи, куда ты клонишь, Дон Хуан? – попросил я устало.
- Никуда, - пожал плечами Дон Хуан.
А потом вдруг придвинулся ко мне вместе с ящиком, на котором сидел и, словно опасаясь, что нас кто-то услышит, наклонился и почти прошептал:
- Всё, что могло, уже куда-то склонилось… Всё, что случилось, уже когда-то случалось… Всё, что имело место быть, перешло на другие места… И самого тебя уже похлопала по левому плечу знакомая рука… Так что сейчас ты, – на пороге. И уж поверь мне, - на этом пороге разница между реальностью и галлюцинацией не имеет никакого значения… Единственное, что действительно важно, так это твоё место во всём этом…
Какое-то время я молчал, пытаясь если не понять, то хотя бы ощутить смысл его слов. Но у меня ничего не получалось. Поэтому я не придумал ничего лучшего, как снова вернуться к теме галлюцинаций.
- Ты сам себе противоречишь, когда утверждаешь, что разница между реальностью и галлюцинацией не имеет никакого значения, - вяло обвинил я его. – Ведь ты сам меня учил, что именно эта разница и является решающей!

Дон Хуан выслушал мою тираду, и челюсть его отвисла, словно он был удивлён услышанным. Какое-то время он молчал, почёсывая затылок, а потом проговорил задумчиво:
- Больше всего меня поражает тот уверенный тон, которым ты заявляешь, будто я тебя чему-то учил… Не хочешь ли ты этим сказать, что учился ты у собственной… выдумки? Мм?
Я невольно усмехнулся, а Дон Хуан продолжил:
- Если это так, то у меня есть для тебя новость. Ты был крайне невнимательным учеником! К тому же, очень часто неточно передавал мои слова, - заключил он и обиженно выпятил нижнюю губу.

Я вопросительно посмотрел на него, и Дон Хуан пояснил, словно отвечая на мой невысказанный вопрос:
- Ну, например… Ты утверждаешь, что я постоянно убеждал тебя в том, что в магии в зачёт идут только действия, а не рассуждения. Так?
Я кивнул головой, соглашаясь.
- Но это не так! – воскликнул Дон Хуан - Я всегда настаивал, что в зачёт идут не просто действия, а поступки! Фактически, все действия мага являются поступками. Маг совершает поступки без всякой гордости, без самовлюблённости и самолюбования. И ещё он совершает их без всякого ожидания награды. Он совершает их просто потому, что… просто потому, что он совершает их! И не имеет никакого значения, где маг совершает поступки: в реальности, во сне, или в галлюцинации.
И именно своими поступками маг постепенно, шаг за шагом протаптывает свою тропинку в тот миф, который он выбрал. А точнее сказать, - в миф, который выбрал мага…

Его слова вызвали у меня приступ отчаянной печали. Все эмоции, все размышления и сомнения, терзавшие меня последние месяцы, вновь накатили огромным, тяжёлым комом. Я опять увидел всю свою прошедшую жизнь. Жизнь, полную борьбы, успехов и поражений. Жизнь, состоявшую из моментов пронзительного вдохновения и периодов полного упадка сил. Я снова принялся переживать о своих ошибках и о времени, растраченном впустую, о тех людях, которые окружали меня, и которым я не успел сделать ничего хорошего. Но больше всего меня беспокоило то, что жизнь эта была, как мне казалось, насквозь пропитана ложью.

Дон Хуан, казалось, точно знал о моих переживаниях. Какое-то время он молча меня разглядывал, а потом сказал:
- Нет смысла грустить о том, что уже прошло! Тем более в этот момент. Ты когда-нибудь видел бабочку, таскающую за собой кокон, из которого она выбралась?
- Ты не понимаешь, Дон Хуан, - печально покачал я головой. – Вот ты говоришь, – миф… Увы, это так. Всё, что я написал, - не более, чем миф, выдумка… Но миллионы людей поверили в это. А десятки тысяч даже отправились искать тебя по всей Мексике…
- Ты снова передёргиваешь мои слова, - пародируя мой печальный тон, сказал Дон Хуан, а потом улыбнулся и продолжил:
- Когда я говорю - миф, я имею в виду нечто совсем иное, нежели сказка или легенда. Да ты ведь сам это прекрасно знаешь! К тому же, я совершенно не согласен с твоим определением, – выдумка. Давай попробуем всё это называть твоей догадкой. Может тогда всё станет на свои места? В конце концов, философы тоже ведь всего лишь пытаются догадаться, как обстоят дела с этим миром.
- Философия – это наука! – криво усмехнулся я. Она опирается на факты, на исследования…
- Наука? – перебил меня Дон Хуан. – Хорошо, давай считать, что ты занимался исследованиями выдумки! Просто этой науке ещё не выдумали названия.

Дон Хуан рассмеялся, видимо, довольный своей шуткой. Но я не разделял его веселья.
- Наука пытается внести ясность, - возразил я. – А я вносил только путаницу…
- А кто-то когда-то писал о врагах человека знания. Мне помнится, речь там и о твоей любимой ясности шла? – поддел меня Дон Хуан, а потом вдруг поднялся с ящика, на котором сидел, обошёл моё тело и опустился на землю рядом со мной.
Он обнял меня за плечи с каким-то непривычным для него чувством. Он никогда так меня не обнимал! И вдруг я поймал себя на том, что отношусь к своей галлюцинации, как к реальности, невольно оценивая возникающие у меня ощущения. Ведь на самом деле Дон Хуан вообще никогда меня не обнимал!

Внезапно я увидел нас, сидящих рядом, словно со стороны. Это вызвало у меня ещё один приступ печали. Я был страшно старым! Дон Хуан теперь выглядел гораздо моложе меня, и больше подходил на роль ученика. Но вместе с тем, где-то внутри я по-прежнему оставался неопытным, ершистым юнцом, готовым бесконечно спорить с этим странным старым индейцем, со своей выдумкой…

- Дон Хуан, я готов отдать всё, что угодно за то, чтобы ты был реальным! – искренне сказал я и, перехватив его быстрый взгляд, поспешно добавил. – И это не ради себя!
- Но беда в том, что на данный момент у тебя ничего не осталось, да? – шутливо спросил Дон Хуан, но тут же сменил тон и, пристально глядя мне в глаза, сказал:
- Карлос, за мою, как ты говоришь, реальность ты уже заплатил. Всей своей жизнью заплатил!
- О чём ты говоришь, Дон Хуан! – горько воскликнул я. – Да я, наоборот, заработал на этом! Заработал миллионы!

Дон Хуан вдруг вздрогнул и как-то испуганно посмотрел по сторонам. Потом он, вытянув шею, какое-то время вглядывался в темноту впереди нас, а после тревожно зашептал мне в самое ухо:
- Если ты будешь продолжать в том же духе, то сейчас за тобой явятся целой толпой голодные чёрные демоны! И с воплями утащат тебя прямиком в ад! Знаешь, я сильно опасаюсь, что они и меня могут с тобой на пару прихватить!
Я невольно улыбнулся. Его актёрское мастерство, как всегда, было выше всяких похвал. В какой-то миг я даже всерьёз поверил, что он чего-то боится.
Дон Хуан тоже улыбнулся и спокойно продолжил:
- Если ты, следуя моим старым рекомендациям, станешь рассматривать себя самого, как одну из тайн этого волшебного мира, а значит, перестанешь оценивать самого себя, то легко обнаружишь, что твоя жизнь действительно была платой. Дело ведь не в миллионах. Разве ты ради них писал? Разве, имея такую кучу денег, ты жил, словно какой-нибудь плейбой? Ты что, покупал себе дома в Майями или на Мальте? Ты завтракал в Барселоне, а ужинать летал в Токио? Чёрт тебя побери, Карлос! Ты ведь мог продать права на экранизацию своих книг и заработал бы ещё больше миллионов! Где был твой разум? Твоя смекалка бизнесмена? Вместо всех этих приятных вещей, ты только и делал, что носился по пустыне, писал свои книги и старался жить в соответствии с тем, о чём догадывался…
- Тогда я, – дважды дурак! – вставил я грустно. – Я потратил свою жизнь на оправдание собственной выдумки! А хуже всего, что я втянул в это кучу людей…
- Мы ведь договорились называть это догадкой! – перебил меня Дон Хуан.
- А какая разница? – устало возразил я. – Как ни назови, всё равно это будет неправдой!

Дон Хуан внезапно, одним прыжком, вскочил на ноги и отошёл от меня на несколько шагов. Он стоял ко мне спиной, вглядываясь в ночь. Мне показалось, что мои последние слова сильно его расстроили, но когда он повернулся ко мне, на его лице сияла улыбка.
- Неправдой! – воскликнул он. – Говоря так, ты, верно, имеешь в виду, что теперь тебе доподлинно известна правда? Сейчас тебе доступны все тайны мира, и ты с полным основанием можешь утверждать, где ложь, а где истина?
Тебя так сильно волнует то, что читатели твоих книг поверили в твою неправду? Ты теперь переживаешь, что соблазнил их и тем самым отвернул от правды? Где? Скажи мне, где они нашли бы эту правду? В религии? В бесчисленных школах оккультизма и всякого рода духовного развития? Или они все могли бы стать гениальными учёными и найти правду в своих опытах, формулах и исследованиях?
Что ты заботишься об этих дырявых горшках? Не волнуйся! Не найдя у тебя правды, они не пропадут! Они отправятся дальше и дальше. Они будут прыгать из учения в учение в поисках столь любимой твоему сердцу правды. Они без конца будут изучать, сравнивать, анализировать, находить общие места и искать подтверждения. И ничего с ними не случится! Уж что-то, а торговаться, - это у них в крови: как бы мне сделать то, чтобы получить это? А где гарантия, что если я буду поступать вот так, то в награду получу вот это?
Правда… Ты что, веришь, что они правду ищут? Они ищут то, что им понравилось бы! Так что не беспокойся, - если кто-то и клюнет на твою неправду, то это будут единицы…

Дон Хуан подошёл к своему ящику и уселся на него.
- Сейчас ты думаешь, что я, – самая упрямая галлюцинация, упорно пытающаяся доказать свою реальность! – усмехнулся он.
И он был прав! Я действительно именно это и подумал. Его слова не то, чтобы утешили, но как-то успокоили меня. Я вдруг начал осознавать, что индульгируя в своей печали, я низвожу это космическое чувство до уровня, на котором пребывают разного рода истерии и обычные угрызения совести. И в этом всём терялось величие момента моего умирания, грозя превратиться в обычную агонию утомлённого маразмом старика.

- Оглянись вокруг! – приказал вдруг Дон Хуан. – Разве ты не видишь, где мы с тобой сидим?

Я действительно до сих пор почему-то не обращал внимания на то место, где мы находились. Но после предложения Дона Хуана вдруг осознал, что сижу я, прислонившись спиной к стене его хижины! Надо мной были редкие прутья рамады, а впереди я различил силуэты кустов пустынного чапараля, который столько раз упоминал в своих книгах.
Осознание этого странно взбодрило меня. Я уже не размышлял о реальности или нереальности окружающего меня пейзажа. С моих глаз будто свалилась какая-то тяжесть, которая раньше давила веки, и мне вдруг стало легче дышать, словно я дышал глазами.

Казалось, Дон Хуан точно знает, что со мной происходит. Он кивнул головой, словно подбадривая меня, и сказал:
- У меня для тебя есть ещё две новости. Первая заключается в том, что в этом мире нет правды! Точнее, она нам недоступна, а стало быть, нечего о ней и беспокоиться. Впрочем, это не такая уж и новость для тебя. Ты сам об этом прекрасно догадался.
А вторая новость состоит в том, что если бы то, что ты написал, было правдой в том смысле, который вкладывают в это слово люди, то было бы совсем худо!
Представь себе это место, заполненное туристами. Через пустыню проложили шоссе, а в чапарале расставлены кабинки био-туалетов. На въезде стоит конторка, в которой продают билеты и твои книги. Здесь же ларёк сувениров и открыток. Один экскурсовод, всего за двадцать долларов, предлагает желающим, на комфортабельном, с кондиционером автобусе, прокатиться к месту захоронения древних магов. Другой продаёт брошюрки, в которых, с научной точки зрения, объясняются смысл и конечная цель практики новых видящих. А третий зазывает туристов внутрь образцово-показательной хижины, соблазняя выставленными там экспонатами: трубкой дона Хуана, тыквами-горлянками для консервирования союзников, и тряпками для менструации ла Горды. Вся правда о Доне Хуане всего за каких-нибудь ничтожных пол сотни долларов! И бесконечные практикумы и семинары. И дома магов, понастроенные по всему миру… Интересно, что они цепляли бы на крыши вместо крестов?

Я невольно рассмеялся, - настолько живо Дон Хуан описал всё это. Но он оставался серьёзным:
- Это не смешно! – заявил он. – Это и есть то, что люди подразумевают под правдой. Гарантии. Гарантии, что всё обстоит именно так, чтобы им понравиться. Так всегда было и всегда будет: Учитель, яви нам чудо! И мы последуем за тобой…

Дон Хуан замолчал, а потом усмехнулся:
- Но ты не оставил им ни единого шанса! Ты всех их надул, Карлос! У них нет теперь плацдарма, нет площадки для торговли! Некуда предъявлять претензии за потраченное время и неудавшуюся практику. Ты даже не потрудился оставить им доказательства, хотя бы в виде своих полевых записей.
Дон Хуан, – просто миф! И вот это и есть правда. Самая главная правда. Не оставляющая ни единой лазейки для индульгирования…
Знаешь, ты ведь сделал то, чего, пожалуй, никто до тебя не делал. Ты приоткрыл проход к мифу. А попытаться войти в миф, это гораздо больше, чем искать правду. В мифе нет ни правды, ни лжи…
Только не загордись теперь особенно! – засмеялся Дон Хуан. – Как я тебе уже говорил, на самом деле это всё проделал дух. Так как только он и является настоящим игроком!
- Я действительно уверен, что мне нечем гордиться, Дон Хуан, - горько усмехнулся я. – К тому же, я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать. Ведь если дух такой могущественный игрок, то, что ему стоило устроить нашу встречу на самом деле?
- Дааа… - протянул дон Хуан, внимательно меня разглядывая. – Похоже, ты не лукавишь, - ты действительно ничего не понял. Дело ведь не в тебе. И не во мне. И не в нашей встрече. Не придавай столько значимости своей, да и моей персоне!
Духу было угодно приоткрыть дверь в миф. И он сделал это тем способом, который посчитал наилучшим.
Почему именно так? Почему именно ты стал проводником этого?
Нам не понять. Мы можем только бесконечно терзаться догадками. Но нужно ли? Почему бы тебе просто не выразить благодарность духу за то, что твоя жизнь случилась именно такой, как была? Зачем заботиться о своих читателях? В конце концов, жизнь, – это одноактная пьеса для одного актёра, – человека. И для одного зрителя, – духа. И что человек ни мнил бы о себе, сколько других зрителей не созывал бы на своё представление и какие бы ни прилагал усилия, чтобы повысить плату за входные билеты, в финале он останется с глазу на глаз с единственным зрителем. И чем быстрее человек поймёт, что именно этот зритель, а не он сам является истинным режиссёром, - тем…
Дон Хуан сделал драматическую паузу, а потом закончил:
- Тем меньше ему будет хотеться искать правду!

Видимо, выражение моего лица было непередаваемым, так как Дон Хуан хохотал несколько минут, не в силах остановиться.
Потом он успокоился. Какое-то время мы сидели в полной тишине, и я просто кожей ощущал, как сквозь нас это время протекает...

Где-то вдалеке затявкали лисы. Дон Хуан пошевелился и сказал тихо и спокойно:
- Ты говоришь о правде, словно о какой-то окончательной истине, неопровержимой аксиоме бытия. И говоришь о ней так, словно она где-то снаружи. Но вся правда, – здесь…
Дон Хуан вытянул руку и раскрытой ладонью аккуратно коснулся моей груди.
- И она вовсе не истина, не аксиома, не некое Правило, данное раз и навсегда. Она просто, - правда. Не застывший кусок неких убеждений, а путь, поток. Поток живой и изменчивый, но движущийся всегда в одном направлении…
В конце концов, магия, как и сама Жизнь, – это бесконечная импровизация. Здесь нет протоптанных троп, нет верстовых столбов и путеводителей. Здесь всё находится в постоянном движении и беспрестанно меняет свои очертания. Здесь всё, как в фильме о Зоне того русского режиссёра, о котором ты мне рассказывал. А тот черный приблудный пёс, который оказался ненужный Писателю, так как у него дома с десяток таких собак, тот пёс является символом мифа, невыразимым намёком на что-то такое простое, обыденное и не привлекающее внимания, и в то же время так бесконечно удалённое от нас…

Вопросов у меня не оставалось. Но повисшая в воздухе тишина пугала меня. Очень хотелось спросить хотя бы что-то, так как мне казалось, что теперь, когда не осталось больше о чём говорить, Дон Хуан исчезнет, развеется моя галлюцинация...
- Дон Хуан, что такое миф? – хрипло и как-то жалостливо спросил я, чем вызвал у него очередной приступ смеха.

Мне не оставалось ничего иного, как присоединится к нему. И смеялся я совершенно искренне, так как понимал, что вопрос мой не имеет ответа, который можно выразить с помощью слов...

Наконец Дон Хуан успокоился. Он поднялся с ящика и потянулся всем телом так, что, как обычно, хрустнули суставы.
- Мне пора, - сказал он. – Похоже, все слова, которые ещё оставалось сказать, уже сказаны.
- Куда ты уходишь, Дон Хуан? – растерянно спросил я.
- То есть, как? – Дон Хуан казался искренне удивлённым. – Конечно же, туда, откуда пришёл!

Он улыбнулся, сделал в воздухе «пока», и повернулся ко мне спиной. Откуда-то стали подниматься клубы синеватого тумана, которые плыли в нашу сторону, грозя поглотить его фигуру.
- Погоди! – воскликнул я. На меня вдруг накатило чувство отчаянного одиночества, с которым у меня, казалось, уже не осталось сил справляться. – А как же я? Куда пойду я?

Дон Хуан обернулся и посмотрел на меня. Взгляд его был дружеским, но в то же время отстранённым.
- Чтобы ты не задавал дурацких вопросов, я бы предложил тебе перечитать собственные книги. Но у тебя уже не осталось времени для этого, - сказал он. – А вот если бы здесь был Хенаро, он сказал бы, что если ты будешь продолжать пребывать в том же настроении, то отправишься кормить нашу птичку!
Дон Хуан широко улыбнулся и добавил:
- Знаешь, на самом деле последней умирает не надежда. Последней умирает возможность…

Я пару раз моргнул ресницами, чтобы разогнать вдруг выступившие слёзы. Это не были слёзы печали или отчаяния. В тот миг у меня, казалось, не было вообще никаких чувств. Это были только слёзы уставших глаз.

Дона Хуана не стало. Синеватый туман проплыл мимо, и передо мной вновь открылся вылепленный лунным светом пейзаж сонорской пустыни.

Я совершенно не понял последней фразы Дона Хуана. И лишь одно знал твёрдо, - надежды у меня не оставалось. Да, по большому счёту, её ведь никогда и не было. На что мне было надеяться? Особенно теперь. Я криво усмехнулся, - надежды мертвеца…
Опустив взгляд на своё тело, я разглядел, что одето оно было не в больничную рубаху, ставшую для меня уже привычной, а в мои старые полевые джинсы и штормовку. Почему-то это меня обрадовало, хотя я и ощущал, что тело моё всё равно ведь не имело сил не то что куда-то идти, а даже просто поднять себя на ноги.
Вглядываясь в окружающее пространство, я пытался найти ответ на вопрос: Где я?
Он не касался конкретного места. О месте сомнений не возникало, - я сидел у хижины Дона Хуана. И, несмотря на всю нереальность этой ситуации, такой ответ меня, как ни странно, полностью удовлетворял.
Я размышлял о другом.
Где я?
Это, – смерть?
Я уже умер?
Или это только агония перед приходом настоящего конца?
Или галлюцинация, вызванная чрезмерной дозой обезболивающих лекарств?

Вдруг вспомнились утверждения Дона Хуана о том, что маг всегда находится здесь и сейчас. Я усмехнулся. Потому что теперь я не мог понять ни что такое здесь, ни что такое сейчас. Моё состояние, казалось, было вне этих понятий. И в то же время не было уже ничего, кроме, - здесь и сейчас…
Я усмехнулся ещё раз. Потому что поймал себя на том, что продолжаю воспринимать Дона Хуана как реальность, и относиться к собственным выдумкам, как к его утверждениям.

И тут что-то произошло. Словами это объяснить невозможно. Это было так, словно из одного слоя луковицы-реальности я проскользнул в другой, потом в третий, четвёртый, пятый…
Потом кончился счёт и кончились слои.
И я оказался Где-То.
И, одновременно, я оставался сидящим у хижины Дона Хуана.
Я? Я не знал, кто такой, - Я.
У меня не было ничего.
Не было надежды.
Не было и возможности.
Оставались только не мои воспоминания.
В них я и погрузился…

 Отправлено: 03.03.16 11:52. Заголовок: часть первая УСТРОЙС..

 Отправлено: 03.03.16 11:53. Заголовок: Во мне словно лопнул..

Во мне словно лопнула какая-то плёнка, и я воскликнул:
- Я понял, дон Хуан! Я узнал…
- Сомневаюсь, - покачал головой дон Хуан.
- Ну, конечно же! – заверил я его. – Мы ведь говорили об этом не один раз! Это всё то же самое описание мира. Описание, которое, как ты сам говорил, всегда оставляет нас на один шаг позади реальности. Я действительно понял!

Дон Хуан поцокал языком, чем сразу же напомнил мне Хосефину, которая имела привычку так делать в тех случаях, когда была не согласна с чьим-либо утверждением и подыскивала слова для возражения. После небольшой паузы дон Хуан сказал:
- Я не сомневаюсь, что ты понял. Но с сегодняшнего дня я хочу ввести в нашу практику кое-что новенькое для тебя.
Произнося слово «практика», он ухмыльнулся. Я спокойно ждал продолжения. Внутри меня была полная ясность, и я полагал, что дон Хуан просто недооценивает степень моего понимания.
- Ты действительно понял, - продолжил он. – Но я ведь говорил про узнавание…
- Но ведь нет никакой разницы! – перебил я его. – Если я понял, значит, я и узнал! Разве не так?
- Твои слова снова подтверждают, что ты только понял. Но до узнавания ещё не добрался, - возразил дон Хуан. И перехватив мой недоумевающий взгляд, пояснил:
- С точки зрения понимания, между ним самим и узнаванием нет никакой разницы. Однако если бы ты узнал, то никогда бы не сказал такой чепухи. Потому что с точки зрения узнавания разница здесь огромная. И иной раз совершенно непроходимая…

Дон Хуан помолчал. Солнце уже упало за горизонт, и нас охватили серо-сине-зеленоватые сумерки. Стёкла моей машины погасли, и теперь она и хижина дона Хуана слились в какое-то причудливое пятно, - словно сфинкс, неумело сложенный из кучи хвороста.
- Сейчас ты просто добавил к своему, уже бывшему у тебя пониманию, ещё одно понимание. Понимаешь? – улыбнулся дон Хуан.

Я отрицательно и как-то нервно мотнул головой. Мне казалось, что дон Хуан просто придирается ко мне. Он вздохнул и продолжил:
- Ты уже раньше понял что-то про описание мира. Сейчас, к этому своему пониманию ты добавил ещё одно, - про отсутствие лишнего в пейзаже. Но это только понимание! Ты не узнал ни раньше, ни сейчас.

Теперь шумно вздохнул я. И решительно возразил:
- Дон Хуан, но ты ведь не можешь знать, что я ощущаю, понимаю или знаю! То есть, я хочу сказать, что ты не можешь этого знать наверняка. Ты не допускаешь мысли, что ты ошибаешься? Мне действительно кажется, что я именно узнал то, о чём ты говорил!
- Когда узнаёшь, тогда перестаёт казаться, - усмехнулся дон Хуан. – И можешь мне поверить, я наверняка знаю, что ты чувствуешь или знаешь теперь. Не забывай, что я и сам через всё это проходил. Только мне, пожалуй, было немного легче. Во-первых, я индеец. А во-вторых, у меня не было такого понятливого наставника.

Дон Хуан весело рассмеялся и похлопал меня по плечу.
- Я говорю правду, Карлос, - заверил он меня. – Возможно, множество твоих проблем возникает именно в силу моего собственного характера и моей предрасположенности. Я ведь и сам, словно пытаюсь усидеть сразу на двух циновках, разрываясь между… Впрочем, об этом пока не будем. Чтобы окончательно тебя не запутать…

Некоторое время мы молчали. Я пытался найти какой-нибудь вопрос, но чувствовал себя совершенно растерянным. К моему облегчению, дон Хуан сам продолжил:
- Ты не один раз подозревал меня в том, что я тебя, как ты выражаешься, надуваю. И я честно тебе признавался, что так оно и есть на самом деле. Однако ты почему-то никогда не задавался вопросом, - почему я так поступаю? Тебе, вероятно, казалось, что ты и сам нашёл на него ответ. Ну, произнеси его!
- Что? – не сообразил я.
- Этот ответ, - улыбнулся дон Хуан. – Скажи, почему я так часто тебя надуваю?
- Я всегда полагал, что ты это делаешь с особым расчётом. В практических, так сказать, целях. Ну, как ты сам и говорил, что в магию приходится заманивать хитростью…
- Это и так, и не так, - перебил меня дон Хуан. – С точки зрения понимания, твой ответ вроде как полностью справедлив. Но с другой стороны…

Дон Хуан снова замолчал, а потом чему-то тихо рассмеялся. Закончив смеяться, он продолжил:
- А, в сущности, нет никакой другой стороны. Она есть только одна. Именно та, которая вне понимания. Да, я надувал тебя. Но это вовсе не потому, что я имел какой-то заранее намеченный план, схему каких-то последовательных шагов или трюков, которые имели бы за собой некую ясно обозначенную цель. Это такое вот странное надувательство. Надувательство, у которого нет цели получить результат. Я надувал тебя потому, что меня самого надувает… дух. О! Это такой парень! Ему пальца в зад не вставишь!

Дон Хуан снова рассмеялся и закончил:
- Я всего лишь старался придерживаться требований духа. И само собой получалось, что я надувал тебя. Потому что, как ты теперь знаешь, я и сам являюсь надутым, словно майская жаба…

Я вообще перестал что-либо понимать. Надувательство духа не было для меня новостью. Мы уже касались этой темы, когда дон Хуан рассказывал мне о магических историях и абстрактных ядрах. Но тогда момент этот был для меня каким-то образом понятным. Мне казалось, что я понимал зачем, для чего дух всё это «проделывает». Теперь же, мало того, что мне было непонятно всё, что говорил дон Хуан сейчас, я начал сомневаться и в своём понимании прошлых его «объяснений».
Дон Хуан, казалось, точно знал, что со мной происходит. Он как-то смешно поёрзал на месте, а потом сказал:
- Давай-ка, вернёмся в плоскость пониманий. Похоже, сейчас пришло время дать твоему разуму передышку и позволить ему покатать свои шарики. Вот, кстати, ты имеешь представление, каким образом работает двигатель твоей машины?
Я признался, что имею об этом довольно слабое представление. И тогда дон Хуан очень детально и даже дотошно принялся рассказывать о принципе действия двигателя внутреннего сгорания. Желая, чтобы я наверняка уяснил некоторые моменты, он даже пытался чертить пальцем схемы на пересохшей траве. Несмотря на сгущавшуюся темноту и непригодность травы для воспроизводства схем, мне всё это каким-то образом помогало понимать детали его объяснений.
Напоследок дон Хуан изложил мне разницу в принципе работы бензиновых и дизельных двигателей, и, замолчав, уставился на меня.
Я не знал, что сказать. Я был поражён его познаниями в этой сфере.

- И как? – улыбнувшись, спросил дон Хуан.
Я собрался было заявить ему, что такие его познания только лишний раз доказывают, что с помощью своей магии он способен... Но он не дал мне этого сделать, задав сразу следующий свой вопрос:
- Тебе не кажется это странным?
Я приготовился возразить, что всё это вовсе не странно, а лишь доказывает возможности его магии... Но он снова не дал мне что-нибудь сказать.
- Разве не странно, что, зная столько подробностей о принципе работы двигателя внутреннего сгорания, я не умею водить машину?
- А ты действительно не умеешь водить машину? – несколько растерянно спросил я. Мне вдруг пришло в голову, что я ведь никогда не задумывался об этом.
- Нет, не умею, - вздохнул дон Хуан как-то огорчённо. Но не выдержал и рассмеялся. – Чёрт тебя побери, Карлос! Ты лучшая черепаха в этом мире!
И, поймав мой недоумённый взгляд, дон Хуан пояснил:
- Ты обладаешь великолепной способностью прятаться в панцирь своего разума. Мне приходится прилагать какие-то извращённо ненормальные усилия, чтобы заставить тебя высунуть из этого панциря хотя бы нос. Любой тупой индеец уже узнал бы, что я хочу сказать. Но ты настолько озабочен тем, чтобы понять, что... Ладно, оставим в покое вождение автомобиля, - перебил он вдруг сам себя.

Я был совершенно сбит с толку. И ясность моих ментальных построений относительно возможностей его магии в постижении окружающего мира, вдруг поблекла.
- Я ведь знаю, какие оправдания придумает твой разум, - продолжал дон Хуан как ни в чём ни бывало. – Он заявит тебе, что просто для вождения автомобиля нужны другие познания, понятия, другой набор инструкций, верно?

Я машинально кивнул. Я действительно так думал. И искренне не понимал, - в чём тут виноват мой разум? Ведь это на самом деле так. Именно таким образом мы и обучаемся вождению автомобиля, - получая пошаговые инструкции и, посредством практики, приобретая необходимый опыт.
Дон Хуан уловил ход моих мыслей. И спросил:
- И для этого нам достаточно понимания, правда?
Я уверенно подтвердил.
- Ты прав! – похлопал меня по плечу дон Хуан. – А я, – нет. Я начал не с того конца. Нам нужно было говорить не об автомобиле, а о мотоцикле. Помнишь, как Лусио хотел мотоцикл?

Дон Хуан имел в виду тот случай, когда его внук, Лусио, пытался выторговать у меня обещание привезти ему мотоцикл в обмен на то, что он примет участие в митоте. Тогда дон Хуан не допустил этого.
- Представь, что ты всё-таки привёз мотоцикл для Лусио, - продолжал дон Хуан. – Не в обмен за участие в митоте, а так, просто... ну, скажем, ко дню рожденья…
Он улыбнулся и спросил:
- И как бы ты обучил Лусио ездить на мотоцикле?

Тут уже улыбнулся и я. Я догадался, куда клонит старый чёрт. И поэтому, заявил:
- Ну, уж я не стал бы его непременно посвящать в тонкости принципа действия двигателя внутреннего сгорания! Я начал бы с инструкций о том, как заводить мотоцикл и переключать передачи. Ну, и про тормоза, естественно, не забыл бы...
- И? – подбодрил меня дон Хуан.
- И потом, когда я убедился бы, что Лусио всё это точно и правильно усвоил, я позволил бы ему проехаться на мотоцикле, - сказал я.
- И он шлёпнулся бы ровно через десять футов! – засмеялся дон Хуан.
- Почему? – удивился я.
- Но ты ведь не наделил его инструкциями о том, как удерживать равновесие! – заявил дон Хуан и величественно, но одновременно шутливо, весь выпрямился, словно вождь краснокожих из второсортного вестерна, и бросил на меня пронзительный взгляд.
Даже в наступившей темноте я разглядел лукавый огонёк в этом взгляде.
Он поймал меня. Но я не собирался сдаваться.
- Но если Лусио ездил на велосипеде, то ему не нужно объяснять этого. Принципиально равновесие при езде на велосипеде ничем не отличается от равновесия при езде на мотоцикле.
- Но Лусио никогда не ездил на велосипеде! – твёрдо заявил дон Хуан.
Я не знал, правда это или дон Хуан шутит, желая драматизировать гипотетическую ситуацию.
- У тебя есть инструкции для овладения чувством равновесия? – с искренним любопытством поинтересовался дон Хуан.
Я ответил, что у меня их нет. И что вообще не может существовать таких инструкций, поскольку невозможно внятно и последовательно изложить некий теоретический метод, следуя которому мы обрели бы способность держать равновесие.
- Вот чёрт! – воскликнул дон Хуан и, сдвинув шляпу, почесал макушку. А потом тоном искреннего недоумения спросил:
- Тогда каким способом люди объясняют это друг другу?

Я понимал, что он попросту дурачится, но всё-таки ответил:
- Способ только один. Ты просто садишься и едешь. И после нескольких падений, ссадин и синяков, узнаёшь, что это такое, – равновесие.
- Ты сам это сказал! – воскликнул вдруг дон Хуан, едва не перепугав меня.
- Что я сказал? – спросил я. Прозвучало это, к моему удивлению, едва не истерически.
- Ты сказал, - узнаёшь, - пояснил дон Хуан. – Ты не сказал, - понимаешь.
- Но это же ерунда, дон Хуан! - возразил я расстроено.
Я действительно был расстроен. Весь этот длинный разговор, по сути, свёлся к какой-то игре слов.
- И в чём ты видишь ерунду? – заинтересованно спросил он.
Я терпеливо объяснил, что слова «узнаёшь» и «понимаешь», в данном случае являются, по сути, синонимами. И что я вполне мог бы сказать: поймёшь, что такое равновесие...

Дон Хуан протянул руку и, не больно, постучал костяшками пальцев по моему лбу. Губами он при этом издал такой звук, словно стучал во что-то объёмное и наглухо закупоренное.
- Броня крепка, да? – участливо спросил он.

Вопреки моему ожиданию, он не рассмеялся и даже не улыбнулся. Какое-то время мы сидели молча. Я ждал, что он что-нибудь объяснит, но он вдруг поднялся на ноги и сказал, что нам пора возвращаться.
- Я всерьёз опасаюсь, что, забравшись настолько глубоко в панцирь своего разума, ты сейчас начнёшь оттуда вытаскивать инструкции для пошагового перемещения по пустыне ночью. В итоге, мне придётся нести тебя к хижине на руках, - серьёзным тоном заявил он.

Я, не двигаясь со своего места, начал протестовать и требовать, чтобы он объяснил, к чему был весь этот сегодняшний разговор. Я пребывал в полной растерянности. И уже вообще не понимал, какое отношение имеет всё, о чём мы говорили на вершине холма к тому, с чего, собственно, начался весь этот длинный разговор. А именно, - к моему открытию, что дон Хуан мог бы и сам писать книги о своей магии.

Дон Хуан, вместо ответа, наклонился и протянул мне приветливо руку. Я принял это его движение за некий примирительный жест и вяло подал ему свою, огорчаясь, что его объяснения вот так и закончатся, - дружеским рукопожатием.
Но дон Хуан крепко схватил мою ладонь и, одним рывком, поднял меня на ноги.
Оказавшись в стоячем положении, я обнаружил, что моё состояние изменилось. И хотя во мне остались непонимание и недоумение, но куда-то улетучились нытьё и жалость, сопровождавшие их.

- Понимаешь, Карлос, - начал дон Хуан серьёзно, но не выдержал и улыбнулся. После небольшой паузы, он продолжил: - Видишь ли, дело совсем не в словах. Впрочем, слова эти только для тебя, – синонимы. Я ведь уже говорил, что с точки зрения понимания, нет никакой разницы между ним и узнаванием. Однако с позиции узнавания, разница эта существенна. И заключается она, уже хотя бы в том, что не существует никаких инструкций относительно того, как узнаётся то или иное. И в то же время это как-то случается...

Лёгкий, прохладный ветер обдувал меня. Тело испытывало озноб, но он не доставлял неудобства. Однако, вдруг, появилось желание двигаться, куда-то идти. А вместе с ним, неожиданно, возникло и какое-то чувство, словно я не то чтобы понимаю, но точно знаю, что имеет в виду дон Хуан. В действительности, всё это было чрезвычайно просто! И только мой разум, строящий какие-то нагромождения логических структур и концепций там, где они не являлись необходимостью, постоянно скрывал от меня эту простоту.

Дон Хуан пристально смотрел на меня, потом удовлетворённо хмыкнул и произнёс:
- Иногда удобнее быть тупым индейцем, чтобы постигнуть простоту...
Он мгновение помолчал, а потом добавил:
- Но, с другой стороны, только битва с собственным разумом помогает эту простоту в полной мере оценить. Так что, все мы, так или иначе, - равны…

Он усмехнулся и двинулся вниз с вершины холма. Тьма моментально поглотила его, и я поспешно, но осторожно, направился следом за ним.
- И выкинь из головы ерунду о том, что магия помогает мне во всём, даже в постижении принципа действия двигателя внутреннего сгорания! – донёсся ко мне из темноты весёлый голос дона Хуана. – Просто я три долгих года вынужден был проработать механиком в гараже одного жирного, ленивого мексиканца...

 Отправлено: 03.03.16 11:54. Заголовок: Глава вторая … доро..

 Отправлено: 03.03.16 11:55. Заголовок: Дон Хуан взглянул мн..

 Отправлено: 03.03.16 11:55. Заголовок: Глава третья … игра ..

Глава третья
… игра в мяч …




После завтрака мы с доном Хуаном занялись домашними делами. Он сказал, что возня с моей машиной ввергла его в хозяйственное настроение, и теперь нам предстоит разобрать инструменты и инвентарь, сваленные в небольшой хозяйственной постройке, располагавшейся в отдалённом конце его двора.
Мы провозились там до полудня. Метод дона Хуана по уборке был чрезвычайно прост. Сначала мы вытащили всё, что находилось в этом сарайчике во двор, не разбираясь, что это за предметы и насколько они необходимы. После чего я вооружился метлой и принялся смахивать пыль со стен и подметать пол, а дон Хуан приступил к сортировке своего имущества. Вещи, которые представлялись ему нужными, он откладывал в одну сторону, а ненужные сваливал кучей в другой стороне.
Я закончил уборку, а дон Хуан всё ещё разбирался с вещами из сарайчика. Поскольку в этом деле я не мог ему помочь, то, чтобы не стоять столбом рядом с ним, пошёл к колодцу и, с большим удовольствием, смыл с себя налипшую пыль.

Когда я вернулся, дон Хуан неподвижно стоял между двумя кучами вещей.
- Я столько раз говорил тебе о необходимости избавляться от всего лишнего… - протянул он, когда я подошёл. – И вот взгляни на меня самого!

Он как-то застенчиво кивнул на кучу хлама. Я не выдержал и рассмеялся. Вид у дона Хуана и впрямь был обескураженный и виноватый.
Дон Хуан присоединился к моему веселью и мы, какое-то время, шутливо перечисляли предметы, которые могут только казаться воину ненужными, но на самом деле являются настоящими предметами силы.
- Погляди на эту этажерку! – предложил дон Хуан, вытаскивая из кучи вещей старую деревянную книжную полку.
Она представляла собой четыре плоскости, скреплённые по бокам ажурными стенками. Снизу были круглые фигурные ножки.
- Как можно обойтись без этого великолепия! – воскликнул дон Хуан, устанавливая этажерку на ножки и отходя на шаг в сторону, чтобы полюбоваться ею. – Куда же воин будет ставить труды по антропологии, философии и психологии? Складывать магнитофонные записи, статьи и письма коллег? Где он будет держать свою парфюмерию? В конце концов, куда он будет класть на ночь свои зубные протезы?

Мы посмеялись, и дон Хуан собрался уже было зашвырнуть этажерку в кучу мусора, но вдруг остановился.
- Что это я? – спросил он сам себя удивлённо. – Действительно ведь нужная вещь!
И он бережно занёс книжную полку обратно в сарайчик.

Мы принялись заносить туда все нужные инструменты и вещи и тщательно раскладывать их по местам. Один инвентарь дона Хуана удивил меня. Сначала я не сообразил, что это такое. Но когда мы взялись за края, чтобы занести его внутрь, я понял, что это был гончарный круг! На массивной раме, внизу, был укреплён толстый металлический диск, который следовало вращать ногами. От этого маховика, вверх, шла труба, передающая движение верхнему диску, который был не таким большим и массивным, как нижний.
- Это твой? – спросил я дона Хуана, когда мы затащили круг и установили его в углу сарайчика.
- Да, - ответил он.
- Странно, как это я не обратил внимания на него, когда мы всё вытаскивали?
- Это потому, что я один его выволок, - улыбнулся дон Хуан. – Он загораживал почти весь проход, и ещё на нём сверху была куча корзин... Да и вообще ты невнимательный!

Я стал оправдываться, что в том хаосе, который представляла собой хозяйственная постройка до нашего вмешательства, трудно было выделить какую-то вещь для индивидуального просмотра и оценки.
- А ещё кто-то говорил мне, что остров тоналя должен быть тщательно вычищен и выметен! – не удержавшись, съязвил я.
- А ведь чертовски удобно, когда есть чего возразить на замечание, а? – весело сказал дон Хуан. – Особенно, когда возражение звучит так авторитетно!

Мы посмеялись, а потом я спросил, для чего дону Хуану понадобился гончарный круг.
- Когда-то я на нём выделывал замечательную посуду, - ответил дон Хуан. – Теперь он вроде как без надобности, но ведь жалко выбросить такую кучу железа!

Он улыбнулся, а я принялся расспрашивать, когда это он занимался гончарным ремеслом, что именно он делал, и не являлось ли это занятие для него способом зарабатывать себе на жизнь.
- В тебе снова проснулся антрополог? – усмехнулся дон Хуан. – Нет, я не зарабатывал этим себе на жизнь. Хотя кое-что и удавалось продать. Но вообще, это было что-то типа, как говорят янки, - хобби. Думаю, я занялся всем этим из-за того впечатления, которое, в своё время, произвели на меня работы нагваля Элиаса.
- Но почему ты оставил это занятие? – спросил я.
- Это всё было не то, - похлопал меня по плечу дон Хуан.

Мы продолжили раскладывать вещи. По поводу некоторых из них дон Хуан делал шутливые замечания. А когда мы закончили, он удовлетворённо оглядел сарайчик и сделал заявление о том, что теперь он экипирован на случай любого непредвиденного сдвига его точки сборки. Я не понял и недоумённо взглянул на него. Он выразительно покрутил пальцем у виска и засмеялся.
Дон Хуан направился умываться, а я взял метлу и принялся подметать веранду.
- Брось, это бесполезно! – заявил дон Хуан, когда вернулся.
- Почему? – удивился я.
- Потому, что нам ещё предстоит подправить рамаду, - объяснил он . – Так что намусорим ещё.
- Я готов! – сказал я.

Меня просто распирала какая-то энергия. Работа не была мне в тягость и доставляла удовольствие. Но дон Хуан возразил, что теперь слишком жарко, чтобы торчать на крыше, и что мы займёмся этим ближе к вечеру. А сейчас я могу отдохнуть, а он отправится по каким-то своим делам. И, заодно, принесёт несколько прутьев для рамады.
Я предложил поехать на машине, чтобы ему не нужно было тащить эти прутья на себе, но дон Хуан возразил, что в этом нет надобности. Я настаивал. Мне просто не хотелось оставаться одному, - я не представлял, чем себя занять. Конечно, я мог бы сесть за свои записи, но в данный момент мне хотелось какой-нибудь физической деятельности.
- Вот дурень! – вздохнул дон Хуан. – Я собрался посетить одну женщину, понимаешь?

Он сделал какой-то двусмысленный жест. Я, в удивлении, раскрыл рот.
- А ты что там будешь делать? – не давая мне опомниться, спросил дон Хуан. – Отгонять от щели соседских детишек?

Я неуверенно улыбнулся. Эта новость привела меня в смятение. Дон Хуан раскатисто захохотал и, махнув мне рукой, ушёл.
Как только он скрылся за хижиной, до меня дошло, что дон Хуан меня попросту разыграл. Я рассмеялся. А потом, чтобы чем-то себя занять, решил всё-таки закончить уборку веранды.
Во время этой работы я размышлял о том, почему не могу допустить даже мысли, что дон Хуан отправился на свидание. В конце концов, он был мужчиной. И, несмотря на свой возраст, полный сил и энергии. Однако, картинка, как дон Хуан занимается любовью с какой-нибудь мексиканской крестьянкой, вызывала у меня только смех. Я и рассмеялся.

Я закончил подметать веранду и потянулся. Мой взгляд скользнул по расстилающемуся пейзажу и невольно задержался на том холме, где дон Хуан пытался открыть мне тонкости понимания и узнавания. Этот холм по какой-то причине уже не в первый раз после нашего разговора притягивал мой взгляд. Я прикинул расстояние до него, набрал в тыквенную флягу воды, нахлобучил шляпу и отправился туда.
Зачем я туда иду, и чем буду там заниматься, я не представлял. Да меня и не волновал такой вопрос. Просто у меня было время до вечера, просто я не хотел сидеть и писать, просто мне хотелось двигаться…

Добрался я довольно быстро. Я совсем не устал и, как ни странно, даже не вспотел, хотя двигался в хорошем темпе.
Я устроился на том же месте, где в прошлый раз мы сидели с доном Хуаном. И только тут обратил внимание на перемену освещённости. Пока я шёл, откуда-то с восточной стороны наползли низкие кучевые облака. Они не покрывали всё небо, а висели, надвинувшись фронтом, над хижиной дона Хуана. Облака были плотные и тёмные. Казалось, что из них может хлынуть дождь. Но я знал, что этого не случится.
Я залюбовался игрой освещённости земли и неба. Глядя с того места, где я сидел, небо, начиная от хижины дона Хуана и почти до горизонта, было тёмным. И поверхность земли, освещённая солнцем, выглядела просто нереально. Казалось, что она светилась сама по себе, каким-то внутренним светом.
Мои мысли совершенно успокоились, а потом будто вовсе растворились в окружающем пространстве. И сам я, не то чтобы растворился, но словно влился в это пространство, став одним целым с ним.
Я был деталью пейзажа, не более важной или значимой, чем всё остальное, - небо, облака, высохшая трава и чапараль, хижина дона Хуана и моя машина. Мне показалось, что теперь я не просто понял, а и узнал, о чём именно пытался сказать дон Хуан, когда утверждал, что в этом пейзаже нет ничего лишнего…

Внезапно странный звук привлёк моё внимание. Он доносился откуда-то снизу холма и был странно знакомым. Я непроизвольно выпрямился, пытаясь вспомнить, когда и где мог слышать этот звук раньше. И сразу же вспомнил.
Я вспомнил своё свидание с бабочкой. Бабочкой, несущей, как уверял меня дон Хуан, золотую пыльцу знания на своих крыльях. Та бабочка издавала особый, беспокоящий и таинственный звук, который дон Хуан называл Зовом Бабочки.
Звук, который я слышал сейчас, не был похож на Зов Бабочки. Но он вызывал у меня те же чувства, которые возникали от звуков, издаваемых бабочкой. У меня появилась странная уверенность, что, по сути, это один и тот же звук, и что различаются они только потому, что тот Зов Бабочки я слышал ночью, а сейчас был день.
Наверное, именно потому, что сейчас был день, у меня хватило смелости подняться и двинуться на этот зов.

Я осторожно спускался с холма, останавливаясь и прислушиваясь, чтобы точнее определить место, из которого он доносится. Звук то угасал, становясь тише, то умолкал совсем, то возобновлялся с новой силой. И я останавливался и передвигался, следуя этим переменам его интенсивности.
У подножия холма я понял, что источник звука находится не прямо внизу передо мною, как мне казалось раньше, а располагается правее, с западной стороны холма. Вероятно, конфигурация ландшафта создавала своеобразное эхо, которое и ввело меня в заблуждение.
Я медленно двинулся в обход холма. Не пройдя и тридцати футов, я обнаружил источник. Не источник звука, а источник воды. Хотя я ещё не успел увидеть самой воды, но по зелени травы и кустов, окружающих источник, можно было быть уверенным, что она там есть.
Пройдя ещё несколько шагов, я разглядел и лужицу довольно прозрачной воды. И ещё заметил вытоптанное пятно возле источника. Оно было со стороны холма. Похоже, что отсюда подходили на водопой звери.
Звук донёсся от источника. Я на мгновение заколебался, пытаясь припомнить всё, что рассказывал мне дон Хуан о духах источников и их нравах, но тут какая-то странная решимость и отрешённость овладели мной, и я направился к источнику.

Зов больше не повторялся. Я осторожно подошёл почти к самой воде и остановился, прислушиваясь. Было тихо. Не было слышно даже журчания воды.
Вдруг, с левой стороны, на периферии моего зрения возникло какое-то движение в траве, и я моментально напрягся. Я испугался, что там может быть змея и, повернув голову и вытягивая шею, насколько это позволяла моя анатомия, начал пристально всматриваться.
Нет, это не было похоже на движение змеи в траве. Трава шевелилась только в одном месте и не откуда-то снизу, от корней, а лишь самыми верхушками. Успокоившись, я повернулся влево всем телом и сделал пару шагов в том направлении. У меня почему-то возникла уверенность, что я обнаружу там какого-нибудь неоперившегося птенца.
Когда я придвинулся ближе, моя уверенность в этом окрепла. Я начал различать нечто, напоминающее размерами и цветом птенца, который запутался в траве и, чтобы не провалится до самой земли, осторожно пытается балансировать, хватаясь лапками за упругие травинки.
Однако когда моё зрение полностью сфокусировалось на этом птенце, я понял, что ошибся. Передо мной было огромное насекомое, напоминающее саранчу. Только что-то в нём было не так. Я наклонился, чтобы разглядеть его поближе, но в этот момент насекомое буквально атаковало меня. Оно, с каким-то громким треском, прыгнуло, казалось, целясь мне в лицо. На какой-то миг я увидел его крылья, которые были цвета индиго, и тут же я упал. Упал не от удара насекомого, а потому что автоматически отпрянул от неожиданности и испуга, и потерял равновесие.
Упал я так неловко, что ударился о землю не только ягодицами и спиной, но и затылком. Больно не было. Но то ли от этого удара, то ли от резкой смены моего настроения и атмосферы окружающего, у меня возникло ощущение, что я сейчас потеряю сознание или провалюсь в сон. Я услышал звук автомобильного сигнала, словно кто-то тремя короткими сериями по три гудка требовательно нажал на клаксон. И тут же услышал встревоженный голос моей матери, которая сказала: Карлос, пойди, посмотри, кто там!

 Отправлено: 03.03.16 11:57. Заголовок: Я моментально вскочи..

Я моментально вскочил на ноги. Меня охватила паника. Мне показалось, что я слышал реальный сигнал своей машины. Тут, словно в подтверждение этому, сигнал прозвучал ещё раз. На этот раз это была одна серия, состоящая из четырёх коротких, ритмичных гудков.

Я припустил по подножию холма в сторону хижины дона Хуана. Я понял, что что-то случилось. А тот факт, что я, то ли в полузабытье, то ли реально слышал встревоженный голос матери, убеждал меня, что случилось что-то трагическое.

Приезжая к дону Хуану я всегда запирал машину на ключ. Не потому, что боялся автомобильных воров, - их здесь просто быть не могло. Я делал это скорее по устоявшейся городской привычке. В принципе, если бы кто-то хотел угнать мою машину, он легко мог снять ключи с того гвоздика на стене в комнате, где я эти ключи оставлял, чтобы не потерять, когда отправлялся с доном Хуаном в походы по пустыне. Ведь хижина дона Хуана закрывалась снаружи на обыкновенную щеколду, которая служила не замком, а, скорее, только указанием визитёрам на то, что в данный момент внутри никого нет.
Разумеется, этими ключами мог воспользоваться и сам дон Хуан, чтобы подать мне этот знак, но он никогда не трогал моих вещей! И я даже не мог себе представить, что могло случиться, что заставило бы его проявить такое нетерпение.
Вдруг у меня возникло ещё одно подозрение, и я, на бегу, сунул руку в карман. Ключи были там! Очевидно, после вчерашней поездки я не повесил их на гвоздь. А поскольку нынешний мой поход на холм не являлся продолжительной прогулкой, то я даже не подумал проверить карманы на наличие лишних вещей.
Я ещё больше разволновался. По всему выходило, что тому, кто подавал мне сигнал, нужно было взломать замок на дверце или выбить стекло, чтобы дотянуться до клаксона. А это уже явно крайний случай!
Я начал подозревать, что это, скорее всего, не дон Хуан подаёт мне знак. И накачал себя до такой степени, что, подбегая к хижине, был уже почти уверен, что что-то трагическое случилось с самим доном Хуаном…
Но он сидел, целёхонький, на веранде и с интересом глядел на меня.
- Дон Хуан! – выкрикнул я, задыхаясь. – Что, бога ради, стряслось?!

Он недоумённо огляделся и пожал плечами:
- Да вроде как всё на своих местах…

Я автоматически подбежал к машине и дёрнул дверцу. Она была заперта. И все стёкла были целы.
И тут со стороны веранды раздалась серия коротких звуков клаксона. Я резко обернулся и увидел дона Хуана, держащего у рта ладони, сложенные наподобие рупора.
- Ты об этом, что ли? – весело спросил он.

Я только взмахнул руками. Потом прошёл на веранду и сел на пороге хижины.
- Ты меня реально испугал почти до полусмерти! – укоризненно, но с облегчением, проговорил я.
- Ну-ну! Не преувеличивай! – покачал головой дон Хуан. – Ведь Хенаро учил тебя, что когда воин реально напуган, то он делает в штаны.

Дон Хуан вытянулся по направлению ко мне и пару раз потянул носом воздух.
- По тебе этого не скажешь, - заключил он. – Впрочем, оно ведь и к лучшему, правда?

Он засмеялся, а потом поднялся на ноги и объяснил, что он обнаружил облака в небе и решил, что благодаря их появлению, мы можем приступить к починке рамады, не дожидаясь вечера.
- Вот я и поторопился вернуться. Заметил тебя торчащим на холме. Потом увидел, что ты спускаешься, чтобы вернуться. А когда ты не появился на пути к дому, я забеспокоился, что ты отправишься куда-нибудь дальше, и посигналил тебе, - закончил свои объяснения дон Хуан. – Я что, правда, тебя напугал? Вот уж не думал, что ты так трепетно относишься к своей машине! Ты примчался так, словно получил телеграмму с известием о том, что у твоего любимого ослика случился сердечный удар, и он нуждается в последнем причастии!
- Да вовсе… - собрался обидеться я, но тут уловил озорной блеск в глазах дона Хуана и понял, что он просто подтрунивает надо мной.

Мы рассмеялись.
- А как же твоя крестьяночка, дон Хуан, - не выдержал и поддел его я.
- Она скончалась, - грустно промолвил он и, приложив к груди шляпу, застыл в скорбной позе. – Это только в сказках передозировка любовью заставляет летать. В реальной жизни она приводит к летальному исходу…

Он надел шляпу и заявил, что мне пора забираться на крышу. А он подаст мне нужные материалы, и будет регулировать процесс починки снизу.
Я принёс лестницу, которая лежала за домом, и взобрался на рамаду в том месте, где она примыкала к крыше хижины. Дон Хуан подавал мне прутья и, поддерживая и направляя их при помощи рогатины, помогал протиснуть эти прутья в нужные места.
Работы было немного, и мы довольно быстро со всем управились. Не успело даже стемнеть. Дон Хуан ушёл куда-то за дом, а я остался сидеть на крыше. На меня снова накатило настроение, похожее на то, которое возникло, когда я сидел на вершине холма и разглядывал тяжёлые тучи.
Теперь они куда-то исчезли, и я даже не успел заметить когда. Вместо них по небу были раскиданы лёгкие перистые облака, края которых становились оранжевыми от света уходящего на запад солнца. Я прислушался, в нелепой надежде ещё раз услышать тот непонятный звук и вдруг… узнал.

На этот раз я действительно узнал. Теперь я наверняка знал это. Как и знал то, что чувство, возникшее на вершине холма, ещё не было узнаванием. Можно было бы назвать его глубоким пониманием, но по-настоящему узнал я только теперь. Беда была только в том, что я не мог объяснить, что же именно я узнал.
Я просто сидел и пребывал в этом. И мир вокруг был тем же самым и в то же время совсем иным…

Я услышал шаги дона Хуан и, всего лишь на мгновение, меня охватило волнение, что его присутствие отвлечёт меня, вспугнёт моё узнавание. Но в ту же секунду я понял, что мне не о чем волноваться.
Я перебрался к лестнице и спустился вниз. Дон Хуан уже сидел на своём месте и будто ждал меня. Я подошёл к нему.
- Дон Хуан, теперь я узнал, - сказал я спокойно.
- Я вижу, - ответил он и улыбнулся.

Потом дон Хуан жестом указал мне на моё место на веранде, и когда я сел, он спросил:
- И как? Теперь ты и понимаешь, не так ли?

Я развёл руками и улыбнулся. Сейчас я осознавал, насколько это неосуществимая задача, пытаться объяснить кому-нибудь при помощи слов разницу между пониманием и узнаванием.
- Только есть одна проблема, дон Хуан. Я не могу объяснить даже себе, что же именно я узнал.
- Так ведь об этом я тебе твержу практически каждый день! – весело сказал он. – Слова всегда оставляют нас на один шаг позади реальности!
- Но ведь хочется! – искренне воскликнул я.
- Я знаю, - согласился дон Хуан. – Что ж, в таком случае, - пробуй!
- Что, прямо сейчас? – удивился я.
- А почему бы и нет? – спросил он. – Мои уши целиком в твоём распоряжении!



Он улыбнулся и кивнул головой, словно приглашая меня говорить.
Я не знал, с чего начать. Моя трудность усугублялась ещё и тем, что это моё узнавание не имело никакой утилитарной, практической ценности. Оно не касалось всего того, к чему стремятся люди, - материального благополучия, успеха в карьере и семейных делах, удачи, счастья. Оно не имело отношения даже к магии. Это узнавание лежало в некой «бытийной сфере». Но не в том смысле, что оно раскрыло мне какие-то законы бытия или некие «правила жизни», а… а вот тут-то мои слова и заканчивались.
Дон Хуан терпеливо и внимательно выслушивал мои попытки подобраться с разных сторон к объяснению того, что я узнал. И только временами подбадривал меня кивком головы.

Одна из моих попыток представлялась мне особенно удачной и поэтому я не жалел сил, стараясь наиболее красочно описать модель того, что я узнал.
Эта модель выходила какая-то многоярусная. Я пытался объяснить дону Хуану, что там, на крыше, я вдруг увидел, ощутил, узнал насколько многослойный, многоярусный этот мир. Я осознал одновременно весь прошедший день, и увидел «другой слой», который был скрыт за событиями дня.
Если представить, что на этот мир накинута некая сеть, которая являет собой границу повседневного, обычного осознания, то эти события или случаи, или происшествия, - я не знал, как точно их охарактеризовать, - словно «протыкают» эту сеть. Они прокалывают её и проявляют какой-то другой слой этого мира, другую реальность, которая… чёрт её возьми! Она ведь одновременно и та самая реальность!
Я бессильно развёл руками. А дон Хуан не проронил ни слова и только снова подбодрил меня кивком головы.

Я стал рассказывать, что для меня такими «событиями» сегодня явились: гончарный круг, его заявление о женщине, облака над хижиной, насекомое, которое атаковало меня. А после, - его имитация клаксона, голос моей матери, мой испуг…
В этом месте дон Хуан сделал какой-то жест, словно хотел что-то сказать, но сразу же покачал головой, давая понять, что всё в порядке и кивнул, чтобы я продолжал.
- Все эти «события» - неважно насколько они просты или загадочны – протыкали ту ткань, что обозначает границу обыденного осознания, - продолжил я. – Только я не понимал, не осознавал этого. А они протыкали… И словно бы формировали другой слой. Хотя неправильно тут сказать, – формировали. Они будто создавали какое-то своё «поле», другую реальность, которая и не другая вовсе, и в то же время…

Я вздохнул. Слова действительно только всё запутывали. Но мне очень не хотелось потерять хотя бы тот кончик мысли, что ещё оставался у меня. Поэтому я поспешил продолжить.
- Гончарный круг, - создавал её по-своему. – Он что-то сделал со временем. Я не могу выразить что именно. А то насекомое, оно просто вышвырнуло меня за эту сеть. Его напор был словно последней каплей… Хотя нет… Последней каплей, пожалуй, был твой сигнал… Или голос матери… А может всё сразу? Дон Хуан, я, правда, не могу этого объяснить!

Дон Хуан засмеялся и, поднявшись со своего места, принялся расхаживать по веранде. А я сидел и размышлял о том, что пробовать описать или объяснить моё узнавание можно десятком или даже сотней разных способов. Но ни один из них не отразит его даже приближённо. Это повергало меня просто в отчаяние.
И тут я вдруг осознал, что лишился своего узнавания!
Я понял, что просто рассеял его попытками всё объяснить. Не то чтобы оно исчезло совсем. Нет, оно оставило после себя будто некий «след», «осадок», какое-то новое ощущение. Но той полноты, того объёма и цельности, которые охватили меня на крыше, больше не было.
Я растерянно взглянул на дона Хуана. Он стоял прямо передо мной и смотрел на меня.
- Ну, что? Закончилось, наконец? – спросил он спокойно.

Я понял, о чём он говорит.
- Ты что, специально заставил меня объяснять? Почему ты хотел, чтобы оно исчезло?
- Разве я тебя заставлял? – искренне удивился он. Но потом улыбнулся и признался: - Ну, скажем так, - я помог тебе на это решиться.

Он рассмеялся и объяснил, что пережитое мною чувство или ощущение, всё равно исчезло бы, растаяло, отдалилось от меня. И он, зная на собственном опыте, что это неизбежно произойдёт, просто помог мне с пользой потратить отпущенное время.
- Но какая польза от этих бестолковых объяснений?! – искренне возмутился я.

Дон Хуан рассмеялся, а потом сказал, что польза здесь уже хотя бы та, что я, пожалуй, впервые в жизни, назвал объяснения, - бестолковыми. А это большой прорыв!
Я вдруг понял, что он совершенно прав. И тоже рассмеялся. Потом дон Хуан проронил непонятную фразу:
- Сейчас у тебя ещё мало личной силы и энергии, чтобы долго удерживать своё энергетическое тело. Да и в безупречности надо бы подтянуть кое-какие болты…

Я моментально ухватился за его слова, чтобы подробнее расспросить об энергетическом теле, которое до сих пор оставалось для меня предметом или явлением весьма непонятным. Но он отказался обсуждать эту тему.
Он заявил, что сейчас для меня важнее начать самому утрамбовывать ту площадку для разума, которую он обозначил, рассказывая мне о Перекрёстке Трёх Дорог.
Тут я растерялся. Поскольку бывшее у меня узнавание не касалось этого перекрёстка. И я не видел тут никакой связи.
Дон Хуан сказал, что связи проступают не так быстро, как плодятся кролики. И поэтому мне следует набраться терпения и иной раз просто позволять событиям протекать своим чередом.

Он попросил, чтобы я подробно рассказал ему о том, что произошло на вершине холма. Особенно его интересовал голос моей матери. Тут только до меня дошло, что я ведь ещё ничего ему не рассказал о том, что произошло на вершине холма, хотя в своих объяснениях упоминал всё это как что-то, о чём он уже поставлен в известность.
Я подробнейшим образом рассказал ему о том, как увидел насекомое, как оно на меня прыгнуло, и как я услышал слова матери и его сигнал. Я описал все свои переживания, связанные с этими событиями. Когда я рассказывал о чувствах и подозрениях, которые охватили меня во время возвращения к его хижине, дон Хуан улыбался.
После моего рассказа он какое-то время молчал, а потом дал свои комментарии.
- Начнём с того, что это было вовсе не насекомое, - сказал он. – Впрочем, на этот раз мне даже не нужно убеждать тебя. Теперь ты знаешь всё сам.

Дон Хуан пристально посмотрел на меня. Он был прав. Сейчас я действительно каким-то образом знал это. Хотя, даже под угрозой смерти, не мог бы определить, что же это было. У меня промелькнула безумная мысль, что это сама реальность атаковала меня, и, одновременно, это было насекомое.
Я просто кивнул, соглашаясь с доном Хуаном.
- И это был важный знак, - продолжил он. – Можно сказать, что он является указанием на то, что ты, образно говоря, принят в игру. И теперь только от тебя зависит, насколько умелым и удачливым игроком ты окажешься, чтобы не вылететь из этой игры в первом же раунде.

Дон Хуан улыбнулся.
- Но я уверен, что у тебя всё получится. Поскольку то, что ты подобрался к этому переживанию без моей прямой помощи, свидетельствует в пользу твоих возможностей…
- Ты преувеличиваешь, дон Хуан! – перебил его я. – Всё произошло как раз при твоём прямом участии!

Я возражал совершенно искренне. В своём узнавании я отчётливо увидел те шаги, которые предпринимал он, чтобы столкнуть меня с этим переживанием. По сути, его действия были направлены как раз на то, чтобы помочь мне «проткнуть» ту ткань обыденного восприятия, о которой я говорил, когда пытался объяснить происходящее.
- Это не совсем так, - возразил дон Хуан. – Тебя вводит в заблуждение то, что ты по-прежнему воспринимаешь процесс обучения, как некую игру в одну корзину, направленную на достижение конкретной цели. В действительности же всё обстоит несколько иначе. Это всегда игра в две корзины. При этом корзина у каждого игрока, - только своя.

Я не понял этой его метафоры и попросил объяснить.
- Эта игра представляет собой такой же вызов для меня, как и для тебя, - сказал он. – Твой вызов заключается в том, чтобы воспринять происходящее на более глубоком уровне, чем слова, смыслы и понимание. А мой вызов состоит в том, чтобы, действуя безупречно, предоставить тебе возможность сделать это. Однако каким бы безупречным я ни был, но если ты окажешься неспособным, что называется дотянуться до мяча, то игра не случится. Понимаешь? Нет никакого безотказного метода или универсальной практики, нет какой-то волшебной последовательности шагов, которая обеспечивала бы успех. А, кроме того, многое, если не всё, зависит от главного игрока, - духа.

Дон Хуан посмотрел мне в глаза и улыбнулся.
- Я ведь тебе уже говорил, что все мы связаны напрямую с намерением. И только опосредованно, - с человеком, который подводит нас к нагуалю. Так что не преувеличивай мою важность.
- Может быть, правильнее было бы назвать духа арбитром, а не игроком, дон Хуан? – спросил я.
- Нет, - решительно возразил он. – Судить, это из области человеческих фантазий. Намерение слишком абстрактно, чтобы допускать такую ерунду.

На каком-то глубинном уровне я без труда понял всё, что он сказал. И только мой оживившийся мыслительный процесс вносил сумятицу в моё состояние.
- Как бы там ни было, но тебе было явлено важное указание, - продолжал дон Хуан. – Голос твоей матери тоже был важным знаком. Но сейчас мы не будем говорить об этом, чтобы не пугать тебя.
- Но ты меня уже пугаешь! – воскликнул я.

Голос моей матери уже сам по себе вызвал у меня какой-то панический испуг, а слова дона Хуана только подлили масла в огонь.
Дон Хуан засмеялся. Я принялся настаивать, чтобы он объяснил мне, что это был за знак, но он наотрез отказался. Он сказал, что поскольку знак этот не несёт сейчас для меня прямой угрозы, то его можно рассматривать, как указание не столько мне, сколько ему. И что мы сможем вернуться к этой теме, если мне будет явлен ещё одно подобного рода указание, которое будет иметь для меня более внятное значение.
Дон Хуан сделал решительный жест, словно ставил точку на этой теме, и заговорил о другом.
- Мне было интересно выслушивать твои объяснения, - сказал он. – Не потому, что я надеялся, что тебе удастся что-либо объяснить. Мне было любопытно сравнивать твои объяснения и тебя самого с другими магами, которые так же были предрасположены к объяснениям.

Я не понял и попросил объяснить это его высказывание.
- Я тебе уже говорил как-то, что ты весьма напоминаешь мне моего бенефактора, нагваля Хулиана, - сказал дон Хуан. – Однако ты близок к нему лишь по темпераменту. По страсти к объяснениям ты похож скорее на меня самого и нагваля Элиаса. Мой бенефактор не особо был склонен к попыткам объяснять магический опыт логически. Если он это и делал, то весьма артистично. Ну, например, писал поэму.

Дон Хуан рассмеялся. Меня всегда почему-то беспокоило, когда он сравнивал меня со своим бенефактором. Но в этот раз я отнёсся равнодушно к такому сравнению.
Закончив смеяться, дон Хуан продолжил.
- Нагваль Элиас объяснял мне всё спокойно, рассудительно и уверено. Без всяких эксцентричных выходок, к которым был склонен мой бенефактор. Именно нагваль Элиас был тем, кто, собственно, выковал мою рассудительность и окончательно укрепил мою внутреннюю предрасположенность всё объяснять. Что же касается тебя, то твоя страсть к объяснениям уже была одной из главных черт твоей натуры, когда мы с тобой встретились. Так что, в этом плане, можно уверенно утверждать, что я не оказал на тебя никакого серьёзного влияния. Дух просто свёл вместе двух ангажированных объяснениями идиотов.

Должно быть, моё лицо в это время и впрямь приняло совершенно идиотское выражение. Дон Хуан согнулся пополам от хохота.
Когда он успокоился, я спросил:
- Но ты хотя бы что-нибудь понял после моих объяснений, дон Хуан?
- Ровным счётом ничего! – улыбнулся он. – Ни твои, ни мои собственные объяснения не могут ничего прояснить в этом тёмном деле. Однако если бы я и не увидел сразу, как только ты слез с крыши, что тебя там коснулось, то теперь, слушая тебя, я бы это узнал. Поскольку это переживание знакомо и мне. Но что именно узнал ты или знаю я, не могут определить ничьи объяснения. Будь это даже самый гениальный объясняльщик…

Тут меня пронзила одна мысль.
- Дон Хуан, это узнавание является безмолвным знанием? – быстро спросил я.

Дон Хуан хлопнул в ладоши и вскочил со своего места.
- Точно! – подтвердил он. – Это и есть то самое безмолвное знание!
- Но тогда зачем тебе понадобилось вводить эту концепцию понимания и узнавания. Почему мы сразу не говорили о безмолвном знании?
- Я ничего не вводил, - возразил он. Меня не интересуют какие-либо концепции. Здесь всё просто. Со временем термин «безмолвное знание» превратился для тебя в какой-то жупел, пустое погоняло, которое – вот тут ты прав! – сделалось для тебя некой концепцией. И ты прикладывал все усилия, чтобы понять эту концепцию. Однако понять это невозможно в принципе! И чтобы выбраться из того тупика, в который ты сам себя благополучно установил, я решил зайти с другой стороны. Я ведь говорил тебе неоднократно, что магия, - сплошная импровизация.

Дон Хуан лукаво покосился на меня и сказал:
- Я ни на что не надеялся. А, ухватив свой кубический сантиметр шанса, начал действовать. И на этот раз сработало! Не знаю, что именно: мои слова и действия, вершина того холма, насекомое или голос твоей матери, а может быть всё это вместе, включая и мой гончарный круг, но что-то сработало. И ты оказался в состоянии воспринимать то, к чему я тебя подталкивал практически с момента нашего знакомства.

Дон Хуан решительно отмёл все мои дальнейшие вопросы и сказал, что пойдёт приготовить ужин.
Я остался на веранде. То, что узнавание, по сути, и есть то самое безмолвное знание, которое долгое время заводило меня в полный тупик от желания его понять, взбудоражило меня. Стараясь припомнить все эпизоды моего ученичества, которые были связаны с попытками дона Хуана столкнуть меня напрямую с безмолвным знанием, я начал расхаживать по веранде из угла в угол. А потом подобрал метлу и принялся веранду подметать. Однако осознал я, что делаю это только тогда, когда из хижины вышел дон Хуан и, смеясь, прикрепил к прутьям рамады две зажжённые керосиновые лампы, - было уже темно…

Утром дон Хуан разбудил меня и сообщил, что мы проспали.
- Куда? – не понял я.
- На базар, - сказал он.
- Какой базар? О чём ты говоришь, дон Хуан?

В моей голове царил полнейший хаос. Я никак не мог собрать мысли, и его слова о непонятном базаре представлялись мне каким-то просоночным бредом.
Дон Хуан рассмеялся и объяснил, что собирался рано утром съездить на базар в ближайший городок, чтобы купить несколько вещей, нужных в хозяйстве, а заодно и пополнить запас продуктов.
Теперь всё становилось на свои места. Я поднялся на ноги и спросил:
- И что делать?
- Всё равно поедем, - заявил дон Хуан. – Если и не попадём на базар, то закупим всё в городской лавке. Правда, будет несколько дороже, но…

Он вздохнул, будто его и впрямь заботила эта разница в ценах. Я недоверчиво посмотрел на него. Дон Хуан, перехватив мой взгляд, рассмеялся и поторопил меня:
- Давай, давай! Собирайся скорее!

По пути дон Хуан шутливо рассуждал на хозяйственные темы. Он сетовал на то, что он – самый истинный индейский крестьянин – вынужден закупать в городе не только гвозди и свёрла, что ещё можно было понять, но и продукты питания.
- Вот до чего доводит эта ваша глобализация! – заявил он торжественно, и строго поднял вверх указательный палец правой руки.

Я рассмеялся. А дон Хуан принялся фантазировать, каких успехов он мог бы добиться, если бы взялся за разведение свиней или, по примеру моего деда, леггорнских цыплят. А самым надёжным бизнесом, по его мнению, была бы страусиная ферма. Поскольку от страусов можно получать не только мясо и перья, но и яйца, которые являются великолепным, а главное – огромным диетическим продуктом. Дон Хуан заявил, что мог бы даже экспортировать страусиные яйца в Лос-Анджелес, и дать подзаработать и мне на этом деле.
Разумеется, всё это было чушью. Но дон Хуан веселился от души.
- Ну, как? Пойдёшь ко мне в компаньоны? – спросил он, наклонившись и строго уставившись мне в глаза.
- И где же мы возьмём страусов? – вместо ответа, весело спросил я.
- Самое простое было бы закупить их в Австралии, - ответил дон Хуан. – Но маги никогда не идут по проторенным дорогам…

Он замолчал, и какое-то время сидел задумавшись. Я уже было решил, что с этой темой покончено, но вдруг дон Хуан сказал:
- Есть один способ. Но он потребует от нас строжайшей дисциплины и несгибаемого намерения.

Я покосился на него. Дон Хуан выглядел вполне серьёзным. Мне стало интересно.
- Мы начнём с леггорнских курочек, - заявил он. А когда они подрастут, то мы с тобой, каждый день, включая выходные и праздники, будем осторожно тянуть каждую из них в разные стороны. Я – за голову. А ты – за ноги. И через какой-нибудь десяток поколений, у нас появятся первые маленькие страусята. Что ты по этому поводу думаешь?

Я хотел засмеяться, но дон Хуан, похоже, всерьёз ждал моего ответа. Я растерялся.
- Не знаю, дон Хуан… - пробормотал я. – Ты это серьёзно, что ли?

Он захохотал и несколько раз стукнул кулаком в крышу моей машины. Я тоже рассмеялся. А потом сказал, что его магический способ получения страусов не выглядит слишком действенным.
- Вот ты смеёшься, - каким-то укоризненным тоном произнёс дон Хуан. – А ведь самое главное здесь то, что люди, в отношении магии, пользуются методами, которые как две капли воды схожи с моим методом выращивания страусов. И никто не смеётся!


Мы въехали в тот самый городок, на окна домов которого смотрели ночью. Я уже не раз бывал здесь, но теперь моё отношение к этому городу как-то изменилось. Он не представлялся мне таким унылым и запущенным, как прежде.
Я оставил машину на стоянке у муниципалитета, и мы направились к базарной площади. Базар практически закончился. Лишь несколько торговцев ещё стояло у своих лотков, поджидая возможных покупателей.
Дон Хуан велел мне подождать, а сам быстро обошёл базарную площадь. Вернувшись, он сообщил, что не нашёл ничего нужного, и что нам придётся пройтись по магазинам.
Поскольку спешить уже было некуда, мы шли размеренным шагом, и я, словно впервые, разглядывал дома.
- Я никогда не возражал против того, что ты привозишь мне продукты или какие-нибудь подарки, - сказал вдруг дон Хуан. – Не возражаю я и когда ты оплачиваешь счета за наши с тобой обеды. Однако за те товары, которые мы приобретём сегодня, расплачиваться буду я сам.
- Я не против, - пожал я плечами. – Но мне не тяжело было бы заплатить.
- Я знаю, - кивнул дон Хуан.
- В этом есть какой-то смысл, которого я не понимаю, дон Хуан? – спросил я.
- Нет, - ответил он. – Можешь считать это моей прихотью.

Он улыбнулся, и мы зашли в первую лавку.
Дон Хуан быстро нашёл то, что ему было нужно, а потом начал торговаться с хозяином лавки. Делал он это так напористо, и так беспардонно преувеличивал не качественность приобретаемых им товаров, что я почувствовал себя неловко.
В следующем магазинчике всё повторилось. В какой-то момент я не выдержал и, шепнув дону Хуану, что мне не хватает воздуха, вышел на улицу.
Появившись на пороге магазина, дон Хуан вручил мне довольно увесистый свёрток и, словно бы между прочим, заметил:
- Вот уж не думал, что ты до сих пор испытываешь неловкость по поводу поведения других людей…

Я не нашёлся, что ответить.
Мы зашли в продуктовую лавку. Там дон Хуан уже не торговался, молча расплатился, и мы пошли в сторону муниципалитета.
Когда мы загрузили покупки в багажник машины, я предложил позавтракать в каком-нибудь кафе, поскольку дома мы этого сделать не успели.
- Хорошо, - согласился дон Хуан. И добавил небрежно: - Но платить будешь ты.

Я улыбнулся. Дон Хуан взглянул на меня и тоже улыбнулся. Потом он сказал, что знает одно кафе, где прилично кормят, но при этом цены там весьма умеренные.

 Отправлено: 03.03.16 11:57. Заголовок: Он повёл меня в это ..

Он повёл меня в это кафе. Когда мы вышли на улицу, примыкающую к небольшому парку возле церкви, мой взгляд вдруг привлёк человек, который сидел на скамье у недействующего фонтана. Через мгновение я уже узнал его и потряс дона Хуана за рукав.
- Смотри-ка! Что это здесь делает дон Хенаро? – спросил я удивлённо и весело.

Дон Хуан посмотрел в направлении моей вытянутой руки, а потом предложил:
- Давай спросим его самого!

Мы пересекли улицу, и пошли по пыльной тропинке парка. Дон Хенаро сразу заметил нас. Он поднялся на ноги, а когда мы подошли ближе, он развёл руки в стороны, словно хотел обнять нас, и торжественно объявил:
- Вот они! Вот они, всадники апокалипсиса! Покорители тьмы! Бесстрашные воины света!
- Нет, нет! – откликнулся дон Хуан. – Это всего лишь мы, - твой Хуан и наш друг Карлос.
- А, ну всё равно! – махнул рукой дон Хенаро. – Рад вас видеть!

Мы обменялись приветствиями и сели на скамью.
- Что ты здесь делаешь, дон Хенаро? – сразу же спросил я.
- Я здесь прячусь! – тихо ответил он и быстро огляделся.
- От кого? – изумился я.
- Ни от кого. Просто, – прячусь.

Видимо на моём лице было написано полное недоумение. И дон Хенаро объяснил:
- Сегодня утром я проснулся, и вдруг вспомнил, что уже давненько не прятался. Поэтому решил, что нужно непременно хорошенько спрятаться. А то ведь так и все навыки можно растерять!

Я не понял, шутит он или говорит серьёзно. И взглянул на дона Хуана. Улыбка на его лице мне всё объяснила. Когда я снова обернулся к дону Хенаро, тот уже тоже улыбался.
- И каковы твои успехи в этом деле? – весело спросил я его.
- Отлично! – воскликнул он. – Меня никто не нашёл! Только вы, вот, как-то некстати появились…
- Лично я тебя тоже не нашёл бы, - вставил дон Хуан. – Это Карлос тебя узнал!
- Правда? – спросил меня дон Хенаро. – Это ты меня узнал?

Я кивнул.
- И как ты это сделал? – с интересом спросил дон Хенаро.
- Что сделал? – не сразу понял я.
- Как именно ты меня узнал?
- То есть, что значит, – как? – растерялся я. – А как ты сам нас узнал?
- Я вас не узнавал! - возразил дон Хенаро. – Я подумал, что это всадники апокалипсиса и бесстрашные воины света приближаются ко мне. А потом он, - тут дон Хенаро ткнул пальцем в дона Хуана, - рассказал мне, кто вы такие.

Я от души расхохотался. Способности дона Хенаро к импровизации были выше всяких похвал. Иной раз мне казалось, что окружающее просто специально «подгоняется» какими-то силами под его шутки. Как вот и сейчас. Ведь не мог же он предусмотреть весь этот разговор прямо с того момента, когда увидел и, как он уверял, не узнал нас с доном Хуаном.
Дон Хенаро состроил обиженную гримасу и ворчливо пробормотал, что ему никогда не верят, когда он говорит чистую правду.
- Карлоса теперь так просто не проведёшь! – многозначительно вставил дон Хуан. – Теперь он научился всё узнавать безошибочно. У него даже есть место силы, которое помогает ему в этом. Правда, Карлос?

Дон Хуан посмотрел на меня с выражением самого искреннего простодушия на лице. Я замешкался с ответом, пытаясь сообразить, отвечать ли мне серьёзно или обратить всё в шутку.
- Я имею в виду тот холм, - подсказал дон Хуан.
- Я бы скорее назвал крышу твоей хижины, - неуверенно промямлил я.
- Ни в коем случае! – горячо возразил он. – Там ты только, как говорится, забросил мяч в корзину. Но все основные события происходили именно на холме!
- О чём это вы тут шепчетесь? – нетерпеливо поёрзал на скамье дон Хенаро. – Может быть, и меня примете в свои игры?

Дон Хуан коротко, но ёмко, пересказал ему события последних дней, временами останавливаясь и запрашивая моего подтверждения его словам. Я кивал головой.
- Во всём виноват холм! – безапелляционно заявил дон Хенаро, выслушав рассказ дона Хуана. – Крыша тут наверняка не при чём. Совсем не при чём!

Он вдруг поднялся со скамьи, встал напротив меня и, с чувством пожимая мою руку, сказал, что искренне рад за меня и поздравляет меня с достижением Перекрёстка Трёх Дорог.
Я растерянно пробормотал, – спасибо! Меня сбивал с толку этот чёртов перекрёсток, связь которого с тем, что произошло на крыше, я упорно не мог уловить.
- Простым спасибо тебе не отделаться! – заявил дон Хенаро, усаживаясь обратно на скамью. – Ты теперь обязан как-то отметить своё место силы!

Он на мгновение задумался, а потом сказал:
- Пожалуй, надо построить на том холме пирамиду. Маги древности всегда возводили пирамиды на таких местах!
- Нет! – возразил дон Хуан. – Пирамида это слишком вальяжно и, к тому же, заметно. Начнут съезжаться туристы…
- Ладно, - согласился дон Хенаро. – Пирамиды не надо. Но тогда нужно поставить хотя бы крестик.
- Крестик подойдёт, - поддержал его дон Хуан. – Можно его даже не вкапывать, а просто положить на холме, чтобы он не так бросался в глаза. Только он должен быть достаточно тяжёлым, а не то кто-нибудь непременно утащит его к себе на могилу!
- Решено! – заявил дон Хенаро, словно мы действительно здесь что-то решали.

Он поднялся со скамьи и велел нам идти за ним.
- Куда мы пойдём? – вырвалось у меня.
- Я знаю, где взять нужный крестик, - ответил дон Хенаро.
- Погоди, дон Хенаро! – взмолился я. – Ты это серьёзно? Ведь мы собирались позавтракать!

Я взглянул на дона Хуана. Он пожал плечами, поднялся со своего места и пошёл вслед за доном Хенаро. Мне ничего не оставалось, как только последовать за ними.
Дон Хенаро, вышагивая впереди, рассуждал о том, что во всём можно найти свои выгодные стороны. В данном случае он видел выгодную сторону в том, что пока мы подберём нужный крестик, придёт время обеда. А стало быть, мы сэкономим на завтраке…

Дон Хенаро привел нас к мастерской по изготовлению надгробий, которая располагалась на окраине городка. Здесь был большой двор, где стояло и лежало множество самых разных надгробных памятников, рассортированных по определённым признакам. В глубине двора находилась небольшая постройка, перед которой располагался широкий навес. Под навесом стоял допотопный компрессор для производства сжатого воздуха, валялись шланги и какие-то инструменты. Здесь же было несколько наполовину обработанных плит. С левой стороны постройки была свалена значительная куча каменных глыб.
У улицы стоял жилой дом, на первом этаже которого, по всей видимости, располагалась контора. Над входом висел рекламный щит, на котором говорилось, что в этом месте можно не только выбрать скорбный продукт по своему вкусу, но и заказать таковой по собственному проекту.
Мы прошли прямо во двор, и дон Хенаро потащил нас, как он выразился, в отдел надгробных плит. Однако здесь мы не задержались и очень скоро перешли в отдел крестов.
К нам вышел, судя по всему, сам хозяин мастерской. И оба дона едва не свели с ума его и меня той дотошностью, с которой они приступили к выбору нужного нам крестика.

Главным действующим лицом был, разумеется, дон Хенаро. Первым делом он поведал хозяину мастерской душераздирающую историю о том, что его брат задолжал национальному банку. И чтобы не залезть в петлю и не обречь на нищету пятерых своих детей, согласился, за очень значительное вознаграждение, стать одним из добровольцев в опасном медицинском эксперименте, который проводится в рамках правительственной программы по борьбе с эпидемиями. Однако существует большая вероятность, что это может плохо кончиться для него. Поэтому жена брата – жуткая стерва! – как доверительно сообщил хозяину дон Хенаро, выпроводила нас, чтобы мы заранее подыскали подходящее по цене надгробие.
Дон Хенаро представил дона Хуана, как младшего брата своего покойного отца, а меня, - как представителя страховой компании, которая, в случае трагического исхода, берёт на себя все расходы, связанные с погребением его бедного брата. На месте хозяина я бы ни на секунду не усомнился в правдивости этой истории. Он, похоже, ничуть и не усомнился.
Мы начали обходить ряды крестов, и я только облегчённо вздохнул о том, что нас не интересуют ещё и надгробные плиты. Стало ясно, что это надолго.

Дон Хенаро с доном Хуаном тщательно осматривали каждый крест, они едва ли не обнюхивали их, споря между собой о том, что же именно следует выбрать. Один крест дон Хенаро попробовал даже укусить, чтобы доказать дону Хуану, что камень, из которого был вырезан крест, мягче, чем тот, из которого был вырезан крестик, приглянувшийся самому дону Хенаро. Тут вмешался хозяин мастерской и клятвенно заверил, что дон Хенаро совершенно прав. Однако это не говорит о значительно худшем качестве камня, - разница в твёрдости была незначительной.
Дон Хуан затеял с ним выяснения по поводу твёрдости разных камней. К счастью, этот спор быстро закончился, так как дон Хенаро обнаружил лежащий крест и подозвал нас к нему, чтобы попробовать его поднять. Он попросил и хозяина мастерской помочь нам.
- Нам ведь нужно знать, какого размера должен быть крестик, чтобы его не смогли так просто утащить с холма! – шепнул он мне на ухо, когда мы выстроились у лежавшего на земле креста.
Забавно, но к тому времени я уже почти забыл, для чего мы вообще ищем этот крест! Похоже, я и сам начал верить в историю о брате дона Хенаро.

Вчетвером мы едва оторвали крест от земли. Возможно не только из-за его веса, но и потому, что пальцы плохо держали полированную поверхность камня.
Дон Хенаро заявил, что нам нужен крест никак не меньшего размера. Это сужало круг поисков. Но мы всё равно проторчали в той чёртовой мастерской не менее часа. По ходу дела дон Хенаро успел рассказать хозяину мастерской насколько стервозной и бессердечной женщиной является жена его брата и какая доля её вины в том, что брата дона Хенаро постигла такая незавидная участь, - быть подопытным в сомнительном эксперименте. Хозяин сочувствующе кивал. А я сам вдруг поймал себя на том, что, невольно, прикидываю, какого цвета должен быть камень, чтобы крест гармонично выглядел на вершине холма.

В конце концов, мнения дона Хенаро и дона Хуана совпали по поводу одного из крестов. Выбор был сделан в его пользу, и дон Хуан поинтересовался, сколько будет стоить выбить на нём надпись. Хозяин мастерской ответил, что это зависит от длины надписи и её глубины. Дон Хенаро, на лету, сочинил какое-то состоящее из трёх частей имя своего брата и годы жизни. Хозяин назвал сумму. Дон Хуан обратился ко мне с вопросом, оплатит ли страховая компания эти дополнительные расходы. Я легкомысленно ляпнул, что страховая компания оплатит всё, что угодно.
Глаза дона Хенаро алчно сверкнули, и он стал прицениваться к более длинной надписи, включающей в себя какое-нибудь прощальное изречение. Тут проявил легкомыслие и хозяин мастерской. Он сказал, что такая надпись будет выбита слишком мелкими буквами, иначе для неё просто не хватит места на выбранном крестике. И поиски креста едва не начались по второму кругу.
Мне пришлось прибегнуть к уловке. Я сказал дону Хенаро, что разумнее было бы остановить свой выбор именно на этом кресте, а остающиеся деньги потратить на приобретение более пышного гроба и на размещение скорбного объявления в местной газете.
К нашему с хозяином облегчению, дон Хенаро принял моё предложение. Он попросил хозяина мастерской не продавать этот крест три-четыре дня, пока мы не привезём для его осмотра и утверждения жену брата. В качестве компенсации возможности потерять за эти дни покупателя этого креста, дон Хенаро вручил хозяину мастерской немного денег. Тот был очень тронут такой заботой о его интересах. Мы тепло распрощались…


- Почему мы не могли забрать этот крест сегодня? – спросил я, когда мы втроём свернули в боковую улицу.
Они хохотали так, что я начал опасаться, что теперь сюда сбежится весь квартал. Краем глаза я заметил несколько любопытствующих лиц, появившихся в окнах.

Дон Хуан хохотал, опираясь обеими руками о стену, словно ему тяжело было устоять на ногах. А дон Хенаро присел на корточки и закрыл лицо ладонями. Я понял, что они и не собирались покупать никакого креста. Но мне почему-то не стало смешно.
- Карлос! – проговорил дон Хуан, когда они успокоились, - Хенаро просто показал тебе, как действует воин, когда он…

Дон Хуан замолчал и движениями бровей словно подталкивал меня закончить его фразу. Я не знал, что сказать.
- Когда он… - снова повторил дон Хуан и опять выжидающе замолчал.
- Когда он не собирается получить никакого результата, - подсказал мне в ухо дон Хенаро.

Я недоумённо взглянул на него, а потом перевёл взгляд на дона Хуана.
- Именно так! – подтвердил он и пошёл по улице.

Когда мы прошли несколько шагов, я спросил:
- Но если мы не собираемся покупать этот крест, тогда зачем дон Хенаро оставил деньги хозяину мастерской?
- Таков Хенаро, - пожал плечами дон Хуан. – Он, в отличие от меня, более склонен сочувствовать окружающим. Ведь мы получили хотя бы удовольствие от этой сделки. А хозяин мастерской лишь напрасно потратил на нас своё время. Так что это ему типа компенсации…

Я посмотрел на дона Хенаро. Он вздохнул и сделал такое виноватое лицо, что я рассмеялся.

Вскоре мы подошли к кафе, перед которым была большая крытая веранда с белыми, обшарпанными столиками на ней. Мы устроились за одним из столов. Я всё никак не мог успокоиться и сказал, что действительно поверил, что мы собираемся купить крест. А россказни дона Хенаро о его брате я принял за уловку, - ведь не объяснять же хозяину мастерской, что нам нужен крест, чтобы установить его на месте силы.
- Похоже, что узнавание не добавило тебе умственных способностей, - улыбнулся дон Хуан. – Впрочем, это ведь и не его забота…

Подошёл официант. Мне почему-то показалось, что это сам хозяин кафе. Мы выбрали обед. Все мы остановились на тортильях с мясом, и только салаты выбрали разные. Я выбрал салат с сыром.
- Пойду-ка я прослежу, чтобы повар не наплевал в тарелку Карлоса! – вскочив с места, сказал дон Хенаро. – Они здесь не очень-то доверяют янки!

Он скрылся в кафе, а я удивлённо посмотрел на дона Хуана. Он сиял.
- Хенаро великолепен! – сказал он, улыбаясь. – Он лучше всех!

Я легко с ним согласился. Дон Хенаро действительно был самым неординарным человеческим существом, из всех, кого я знал. Разумеется, если не принимать в расчёт самого дона Хуана.

В проёме входа появился дон Хенаро. Он вытирал руки бумажной салфеткой, которую потом швырнул в ящик для мусора. Я догадался, что он просто ходил в уборную.
Дон Хенаро сел на своё место и сообщил, что с моей тарелкой всё в полном порядке, и что в салат мне кладут самый настоящий сыр, а не какую-нибудь заплесневелую брынзу.
Потом он, с видом заправского фокусника, взмахнул рукой и добыл откуда-то из-под одежды листок бумаги.
- Смотри, что у них там раздают, - сказал он дону Хуану и протянул ему этот лист.
- Это в туалете, что ли? – ухмыльнулся дон Хуан.
- Нет, этого добра у них целая стопка лежит на стойке бара, - спокойно сказал тот. – Бери - не хочу!

Дон Хуан пробежал глазами по листу, и выражение его лица изменилось. Оно вмиг сделалось серьёзным и сосредоточенным.
- Это знак! – произнёс он твёрдо.
- Это знак? – переспросил дон Хенаро.
- Да, - подтвердил дон Хуан. – И очень важный знак.

Он внимательно посмотрел на меня и сказал, что даже не может себе представить, с чего это в моей жизни пошла такая полоса удачи.
- Берегись! – предупредил он. – Когда в жизни воина наступает подобный период, то он легко может расслабиться и пропустить удар!

Я ничего не понял и попытался заглянуть в листок, который дон Хуан держал в руках. Но он тотчас положил листок на стол, лицевой стороной вниз. Я только успел заметить, что это какая-то рекламная или информационная листовка. Мне показалось, что, среди прочего, там была фотография индейца в праздничном уборе.
Появился официант. Пока он расставлял тарелки, мы молчали.
- О чём ты говоришь, дон Хуан? – спросил я, едва официант отошёл от нашего столика. – Какая ещё полоса удачи? Что за период?
- Можно сказать, что тебе просто повезло, - задумчиво произнёс он. – А можно сказать, что сама сила расставила обстоятельства таким образом.

Он опять замолчал. Я сгорал от нетерпения и посмотрел на дона Хенаро. Тот пожал плечами и кивнул на дона Хуана, словно желая сказать, что сам он тоже не понимает, о чём речь.
- Я тебе однажды рассказывал, что в определённый момент магические линии отделились одна от другой и приняли решение иметь как можно меньше контактов между собой. Или не иметь их вовсе, - наконец-то начал дон Хуан, и я весь обратился во внимание.
- Тебе уже однажды повезло, и ты встретился с представителем нашей родственной, параллельной линии. Я говорю, конечно, о Ла Каталине.

Разумеется, я прекрасно помнил Ла Каталину. Та стычка с нею, которую спровоцировал сам дон Хуан, едва не свела меня с ума. А игра, в которую мы с Ла Каталиной позднее вступили в пустыне в облике каких-то экзотических существ, была для меня одним из самых ярких и фантастических переживаний.
- Это большая удача, - иметь подобный опыт, - продолжил дон Хуан. – Но завтра тебе предстоит нечто, что, возможно, потрясёт тебя до самой твоей основы…
- У тебя есть основа? – заинтересованно спросил меня дон Хенаро.

Дон Хуан строго взглянул на него.
- Я только уточнил, - виновато сказал дон Хенаро и сделал рукой жест, словно застёгивал свои губы на застёжку-молния.
- Несмотря на то, что магические линии разошлись в разных направлениях, одна линия была оставлена как бы общей, доступной для контакта любой другой линии. Иначе говоря, магические линии не могут сообщаться друг с другом. Но любая из этих линий, в любой момент, может иметь любого рода контакты с той особой линией, о которой я сказал.

Дон Хуан снова задумался. Дон Хенаро ждал продолжения его рассказа, казалось, с не меньшим нетерпением, чем я сам.
- Эта особая магическая линия доступна не только остальным магическим линиям, но и любому желающему. И, разумеется, все индейцы яки знают о её существовании. Каждые десять лет избирается нагваль этой линии. В данный момент её возглавляет дон Гуйтимео.
- Дон Тезлкази Гуйтимео, - строго уточнил дон Хенаро.
- Да, дон Тезлкази Гуйтимео, - поправился дон Хуан.

Меня одолевало жуткое любопытство и мне не хотелось перебивать его, но я не смог не уточнить:
- Но ведь ты всегда утверждал, дон Хуан, что нагваля никто не выбирает и никто не может назначить человека нагвалем!
- Это всё так, - согласился дон Хуан. – Но тогда, поскольку ты был ещё не готов, мы не касались в разговорах этой особой линии. А здесь уже несколько иные правила. Эта линия является своего рода имитацией некой общественной организации. Это необходимо, поскольку эта линия имеет дело не только с магами, но и с обычными людьми, которые не готовы к восприятию магического мира. Она оставлена такой, чтобы обеспечивать магам контакт с социумом. Впрочем, завтра ты сам сможешь всё увидеть и во всём разобраться. Поскольку завтра мы отправимся на фиесту, которая знаменует собой определённый период развития…

Я хотел уточнить о периоде развития кого или чего именно он говорит, но дон Хуан сделал мне жест помолчать, и сказал:
- Наши друзья тоже будут там.
- Наши друзья тоже будут там? – эхом переспросил его дон Хенаро.
- Разумеется, - кивнул дон Хуан. – Это только мы могли бы пропустить такое событие, поскольку сидим безвылазно в пустыне и не интересуемся происходящим вокруг.
- Разумеется, наши друзья будут там, - глядя на меня, подтвердил дон Хенаро таким тоном, словно переводил слова дона Хуана с иностранного языка. – Ни Сильвио Мануэль, ни Висенте Медрано ни за что не пропустят такого события!

Только тут до меня дошло, о каких именно друзьях говорит дон Хуан. К моему любопытству добавилось и нетерпение. Я понял, что предстоящее событие действительно является значительным.
- Когда же мы поедем, дон Хуан? – спросил я. – Это далеко?
- Не очень, - ответил он. – Мы поедем на север. И вполне успеем, если отправимся завтра утром.

После этого дон Хуан предложил нам всё-таки пообедать, что мы и сделали в полном молчании.

После обеда мы вышли из кафе и направились к моей машине. Дон Хенаро пошёл проводить нас. Он сказал, что переночует в городе, а завтра на рассвете будет ждать нас у выезда на шоссе. Я хотел уточнить, в котором часу он там будет. Дон Хенаро ответил, что в любом случае он будет в условленном месте раньше нас, так что его ждать нам не придётся.
На щите для местных объявлений, который стоял неподалеку от здания муниципалитета, я заметил такую же листовку, что принёс дон Хенаро и собрался незаметно улизнуть, чтобы взглянуть, что же на ней написано. Однако дон Хуан быстро раскусил моё манёвр и, придержав меня за рукав, спросил, куда это я собрался.
- Прояви терпение! – сказал он. - Завтра сам всё увидишь…

 Отправлено: 03.03.16 22:57. Заголовок: Изумительная вещь, а..

Изумительная вещь, автор умница! Получила не только море удовольствия, но и ответы на некоторые свои вопросы, и те, которые были, и те, которых ещё не было.

 Отправлено: 03.03.16 23:32. Заголовок: Согласен вещь отличн..

Согласен вещь отлично написана, завтра скину остальное.

 Отправлено: 04.03.16 02:55. Заголовок: Глава четвёртая … об..

Глава четвёртая
… обмен мнениями …



Я провёл беспокойную ночь. Предстоящая поездка настолько возбудила мой интерес, что мне никак не удавалось расслабиться. Поэтому, когда утром дон Хуан позвал меня завтракать, я поднялся довольно тяжело. Но, умывшись, и приступив к завтраку, я снова испытал прилив сил, нетерпения и любопытства.
К моему разочарованию, дон Хуан наотрез отказался обсуждать хотя бы какие-то детали предстоящей поездки. И весь путь до развилки у города, где нас должен был ждать дон Хенаро, мы проделали в полном молчании.

Дон Хенаро, как он и обещал, уже ждал нас. Я лишь притормозил ненадолго, чтобы он успел прыгнуть в машину, и мы поехали дальше.
Дон Хенаро был так же сосредоточен и тих, как и дон Хуан. Он лишь изредка указывал мне, какой делать поворот, и по какой дороге ехать. Я спросил его, бывал ли он раньше в том месте, куда мы едем.
- Да, - коротко ответил дон Хенаро.

Через некоторое время он вдруг произнёс:
- Я думаю, ты должен знать ещё кое-что об этой запутанной истории…

Он выдержал паузу, а потом спросил у дона Хуана:
- Как ты думаешь, ему надо это знать?
- Смотря, что именно ты собираешься рассказать, - сухо ответил дон Хуан.
- Я думаю, - проговорил дон Хенаро, обращаясь ко мне, - тебе следует знать, какое значение эта поездка имеет для самого Хуана.
- И какое же? – равнодушно спросил дон Хуан, но мне показалась, что в его тоне проскользнуло скрытое любопытство.

Дон Хенаро видимо воспринял его вопрос, как разрешение продолжать, и стал рассказывать мне об отношениях нагвалей магических линий с нагвалем той особой, открытой линии.
Дон Хенаро объяснил, что каждый из нагвалей магических линий обязан хотя бы один раз встретиться с нагвалем открытой линии. Это такая неписаная обязанность, некий договор, соблюдать который, - долг каждого нагваля любой из закрытых магических линий.
Никто никому ничем не обязан. В конце концов, магия, это ведь не Католическая Церковь. А дон Тезлкази Гуйтимео, - не Папа Римский. Но особая этика и безупречность нагвалей побуждает их исполнить этот свой долг.
Нагвали всех скрытых магических линий уже получали аудиенцию у дона Тезлкази Гуйтимео. И только дон Хуан до сих пор избегал этого.
- Ты ведь знаешь, какой он у нас упрямый, - сказал дон Хенаро. – И я, и Сильвио Мануэль и Висенте и даже все женщины и курьеры уже бывали на подобных фиестах. Только этот старый осёл всё пытается сохранять нашу, якобы, независимость. Ведь для него авторитеты, – ничто. Пустой звук!

Я взглянул на дона Хуана. Он сидел, едва сдерживая улыбку. Но потом не выдержал и расхохотался. К моему удивлению, дон Хенаро остался серьёзным.
- Вот так всегда, - хмуро сказал он мне. – Он всегда отделывается смехом, когда речь заходит о вполне серьёзных вещах.

Дон Хенаро подался вперёд и, просовывая голову между спинками наших сидений, спросил дона Хуана:
- Тебе разве трудно хотя бы раз встретиться с доном Нагвалем?

Я обратил внимание, что он назвал дона Тезлкази Гуйтимео не просто нагвалем, а доном Нагвалем. Вероятно, такое обращение подчёркивало его статус.
- Чего ты хочешь? – повернулся к нему дон Хуан. – Мы ведь едем туда, не так ли?
- Конечно, едем! – иронично воскликнул дон Хенаро. – Только это уже давным-давно следовало проделать!

Он тронул меня за плечо и сказал, что я должен осознать, насколько удача улыбается мне, если ради меня дон Хуан решился, наконец, на такой поступок.
- Ты преувеличиваешь! – возразил дон Хуан. – Я делаю это не ради Карлоса. Точнее, не только ради него. Этот знак был дан, как ему, так и мне. Я не представляю, что этот знак значит для него, но для меня самого это было явное указание, что пора смириться и принять свою судьбу такой, какой она есть.
- Но почему ты раньше не хотел встречаться с доном Тезлкази Гуйтимео, дон Хуан? – спросил я заинтересованно.

Он не ответил. Тогда я повернулся к дону Хенаро и спросил:
- Что происходит во время такой встречи?
- Происходит то, что дон Нагваль как бы подтверждает полномочия нагваля магической линии…

Он запнулся, словно не знал, что сказать ещё. Тогда заговорил дон Хуан.
- Во время такой встречи происходит энергообмен. Очень важный для обеих сторон. Нагвали магических линий передают часть той энергии, которую они накопили во время своей магической практики во втором внимании. А дон Нагваль наделяет их той энергией первого внимания, которую собирает открытая линия. Таким образом, в скрытые магические линии поступает свежая струя трезвости, струя первого внимания, без которой эти магические линии уже давно оказались бы увязшими в безвыходном лабиринте второго внимания.
- Но что плохого в таком обмене? – искренне удивился я. Мне такое положение вещей представлялось довольно разумным и правильным.
- А я разве говорил, что в этом есть что-то плохое? – посмотрел на меня дон Хуан.
- Но тогда почему ты до сих пор избегал встреч с доном Нагвалем?
- Это запутанный вопрос, - медленно проговорил дон Хуан.
Казалось, он был близок к тому, чтобы поведать мне, в чём состояла его запутанность, но потом передумал.
- Мы поговорим об этом позднее, когда ты будешь готов услышать то, что я скажу, - проронил он.

Я не настаивал. Оставшуюся часть пути мы проделали молча.
За всё время поездки мы останавливались лишь дважды: один раз, чтобы заправиться и второй раз, - чтобы выпить воды в какой-то придорожной таверне.

Около пяти часов вечера мы были, по моим прикидкам, где-то не так уж далеко от границы Мексики и Соединённых Штатов. Дон Хенаро велел мне свернуть с шоссе на просёлочную дорогу и после непродолжительной поездки по ней, мы выехали к большому озеру.
Берега озера были скалистыми, покрытыми выгоревшей на солнце травой, местами рос довольно зелёный кустарник. Здесь я уже понял, куда нам ехать. Начались самодельные указатели в виде стрелок, укреплённых на шестах. В одном месте стрелка указывала, что надо свернуть с дороги. Я, обернувшись, взглянул на дона Хенаро. Он кивнул головой. Я свернул и повёл машину по бездорожью.
Впрочем, это нельзя было назвать в полном смысле бездорожьем. Было видно, что сегодня здесь проехала уже не одна машина.

Мы обогнули большой скалистый холм и оказались у импровизированной стоянки машин. Тут было, на первый взгляд, не меньше сотни автомобилей и несколько туристических автобусов.
Я занял свободное место, мы выбрались из машины и направились в сторону озера. В этой местности было ощутимо прохладнее, чем там, откуда мы приехали.

Стоянка находилась на своеобразном плато, от края которого нам открылся величественный вид на озеро. К нему, вниз, вела довольно широкая тропинка, по которой, при желании, легко мог проехать какой-нибудь джип.
Берега озера были пустынными, - никаких построек, по крайней мере, с того места, где мы стояли, видно не было.
Дон Хенаро сказал, что это особое озеро. И что его выбрали для места проведения фиесты не случайно. С высоты полёта орла, это озеро своими очертаниями напоминает фигуру танцующего шамана.
- Ну, Хуан, ты ведь знаешь, ты же летал! – толкнул он в бок дона Хуана, словно желал, чтобы тот подтвердил его слова.

Дон Хуан улыбнулся, но сделал это как-то автоматически. Он был чрезвычайно сосредоточен и сказал, что нам пора спуститься вниз.

Внизу, в небольшой долине на берегу озера, был разбит своеобразный лагерь. Там находился огромный шатёр, напоминающий цирк-шапито, который располагался в левой части долины. Не очень далеко от него и ближе к берегу озера, был ещё похожий шатёр, но меньшего размера. И ещё один такой же шатёр находился почти посередине долины.
У самого берега озера виднелось с десяток индейских вигвамов, а ближе к скалам, окружающим долину, располагались импровизированные торговые ряды.
Обнаружил я и три открытых площадки. Одна из них напоминала летнюю эстраду, - на ней была сцена и ряды сидений перед нею. Две других представляли собой обычные деревянные настилы, а зрители вокруг сидели, кому как вздумается, или просто стояли.
Вход в долину обозначали два высоких и массивных деревянных столба, украшенные резьбой. Между ними было натянуто несколько рядов разноцветных флажков. Впрочем, подобные флажки и гирлянды растений на шестах были разбросаны по всему пространству.
Правее столбов, у самых скал, стояло около полутора десятка небольших грузовичков и фургонов.

Мы спустились вниз и прошли между столбами. Никто нас не встречал и не приветствовал. Похоже, что если у этой фиесты и были организаторы, то они проделывали всё ненавязчиво, предоставляя посетителям самим разбираться, что и где происходит.
Впрочем, за столбами мы обнаружили большой щит, к которому были приклеены несколько листовок, которые, по всей видимости, являлись своеобразными указателями куда направиться и чем заняться гостям. Там была и такая же листовка, которую дон Хенаро вручил дону Хуану в кафе.
Поскольку оба дона остановились у этого щита, изучая написанное, я тоже, наконец, удовлетворил своё любопытство и прочитал то, что было написано в той листовке.

Проходящая фиеста описывалась в ней, как уникальное событие, позволяющее людям, придерживающимся различных духовных традиций, собраться вместе и обменяться мнениями по поводу важных для всех вопросов. А присутствие здесь дона Тезлкази Гуйтимео объявлялось уникальной возможностью получить урок, который сможет оказать влияние на всю дальнейшую судьбу.
О доне Тезлкази Гуйтимео в листовке говорилось следующее:
«Он величайший шаман в мире. Он самый настоящий во всех значениях этого слова: он читает мысли и будущее, является гидом в духовном мире и во всех других мирах, обладает глубокими знаниями по древней Монгольской медицине, знаниями толтеков и яки, знаниями символов, тайных знаков и многое другое. Он несёт знания Атлантиды и Сибири».
Упоминание Атлантиды меня несколько обескуражило, хотя, проведя с доном Хуаном не один год, я уже и привык не удивляться ничему.
Зато меня возбудило и восхитило то, что дон Тезлкази Гуйтимео в этой листовке прямо назывался, - дон Нагваль. Я перечитал это место три раза. И никак не мог поверить, что слово нагваль, которое, после моего знакомства с доном Хуаном приобрело для меня характер чего-то сакрального, необъяснимого и почти запретного, написано так просто и ясно. Это было восхитительно!
Ниже в листовке шёл перечень почётных гостей. Среди них были православный священник, тибетский лама, два монаха бенедиктинца, писатель из России, представители нескольких общественных организаций, об одной из которых я был наслышан. К своему удивлению, я обнаружил в этом списке и фамилии двух профессоров из моего университета. С одним из них я был знаком довольно близко, с другим мы лишь обменивались короткими приветствиями при встрече.

Рядом с этой листовкой я обнаружил обычный лист писчей бумаги с указанием каких-то цен. Это был план встреч с доном Тезлкази Гуйтимео. Там говорилось, что первое знакомство с ним состоится в большом шатре. Вход – 20 долларов. На эту часть мы уже опоздали, поскольку она начиналась в десять часов утра.
Затем следовал тренинг, на котором, как объяснялось в листовке, - дон Нагваль даёт медитации, задачи и цели. И объясняет знаки. В этом пункте указывалось, что дон Тезлкази Гуйтимео сможет принять лишь двадцать пять человек. Тренинг будет длиться в течение шести часов и стоит пятьдесят долларов.
Я подумал, что и тут я оказался вне игры, поскольку даже если тренинг ещё и продолжался, то у меня, скорее всего, уже не было возможности на него попасть.
А вот следующий пункт внушал надежду. Там говорилось, что после тренинга будут даваться индивидуальные консультации, которые стоили по сто долларов с человека. Все цены были указаны в американской валюте.

Дон Хуан заметил, что я изучаю этот прайс лист, и сказал, что мне не нужно об этом беспокоиться, и что он устроит мне аудиенцию у дона Нагваля без всяких денег.
- Эти цены для простачков! – подмигнул мне дон Хенаро.

Я заметил, что мне не жалко заплатить за встречу с таким человеком. Дон Хуан сказал, что прекрасно понимает меня, но что нет нужды становиться в общую очередь, когда у него есть особый подход к дону Тезлкази Гуйтимео.
Тут я вспомнил, что оставил свой блокнот в машине и попросил дона Хуана и дона Хенаро подождать, пока я принесу его. Дон Хуан удержал меня.
- Не спеши! Я ведь предупреждал тебя, что в такие моменты воин может легко расслабиться и пропустить удар. Сейчас нет никакой необходимости в твоём блокноте. Но если ты очень хочешь, то, разумеется, можешь сходить за ним. Однако прежде я должен тебя проинструктировать, как тебе следует себя вести в этом месте.

Дон Хуан отвёл меня в сторону, и мы сели прямо на траву.
- Сейчас мы разойдёмся, – сказал он. – Мы с Хенаро отправимся улаживать свои дела, а ты будешь предоставлен сам себе. Ты можешь делать всё, что угодно: ходить, совать свой нос во всё, что здесь происходит, разговаривать с людьми, в общем, - что твоя душа пожелает. Строжайше тебе запрещается только одно, - узнавать кого бы то ни было!

Дон Хуан требовательно посмотрел на меня. Я не понял его последней фразы и попросил объяснить, что он хочет этим сказать.
- Здесь ты можешь встретить знакомых тебе людей. Как уже сказал Хенаро, здесь находятся и некоторые наши друзья. Если ты увидишь их, ты ни в коем случае не должен подходить к ним и тем более вступать в разговор. Если же ты встретишься с ними неожиданно и прямо нос к носу, то должен просто пройти мимо, словно не знаешь их. Можешь быть уверенным, они сделают то же самое.

Я спросил, какой во всём этом смысл. На что дон Хуан ответил, что в этом есть огромный смысл, но о нём сейчас не стоит говорить. Тогда я сообщил ему, что обнаружил в списке почётных гостей фамилии знакомых мне преподавателей, и спросил, что мне делать в том случае, если я встречу кого-нибудь из них. Дон Хуан на мгновение задумался, а потом сказал, что будет правильнее и лучше, если я и с ними не стану вступать в контакт и вообще постараюсь остаться незамеченным. Он потребовал, чтобы я отнёсся к его словам со всей ответственностью, какими бы странными не казались его рекомендации.
- Мы встретимся с тобой через час-полтора у этих столбов, - сказал в заключение дон Хуан. – Только не торчи тут, словно третий столб. Если нас ещё не будет, то устройся неприметно где-нибудь возле скал. Мы встретимся, и я отведу тебя к дону Нагвалю.

Дон Хуан поднялся на ноги, сделал знак дону Хенаро, который не участвовал в нашем разговоре, а стоял, словно на страже, поодаль и внимательно наблюдал за местностью, и они ушли. Я остался один.

Предупреждение дона Хуана несколько остудило меня и умерило мой пыл. Ведь я готов был броситься в происходящую здесь фиесту, словно в объятия любимой женщины. Я чувствовал, что теперь я наконец-то нашёл или найду то, к чему давно стремился. Я был уверен, что люди, собравшиеся здесь, занимаются как раз той деятельностью, которой мне всегда недоставало, деятельностью, направленной на беспристрастное исследование и изучение глубоких корней шаманизма и магии. В глубине души даже промелькнула надежда, что после встречи с доном Тезлкази Гуйтимео, и сам дон Хуан в чём-то пересмотрит свой взгляд на мир, и будет уже не так отрицательно настроен к возможности написания им самим книги о магии. Возможно, та струя энергии первого внимания, которую он получит в результате обмена энергией с доном Нагвалем, как раз и явится той последней каплей, что повлияет на его решение.
Я подумал даже о том, что, возможно, дон Хуан упрямо избегал этой встречи именно по причине бессознательного опасения, что такая встреча заставит его заняться своего рода переоценкой ценностей, выведет на какой-то иной рубеж в познании и деятельности.
Ни от Перекрёстка Трёх Дорог, ни от узнавания во мне не осталось и следа…

Я сбегал к машине за блокнотом. Заодно я прихватил и свою штормовку. Меня почему-то слегка знобило. То ли потому, что температура воздуха здесь была ниже, то ли по причине моего возбуждённого состояния.

Вернувшись в долину, я прошёл между столбами и внимательно осмотрел окружающее пространство, пытаясь разглядеть, нет ли в пределах видимости знакомых мне людей. Сделать это было трудно, - гости на фиесте представляли собой довольно пёструю, постоянно перемещающуюся массу людей. В конце концов, я решил затесаться в эту массу и просто не забывать время от времени направлять внимание на осмотр ближайшего пространства, чтобы избежать нежелательных встреч.

Первая группа людей, к которым я подошёл, собралась вокруг четырёх девушек в индейских костюмах, но сами девушки, по виду, были явно американками. Они пели индейскую песню. Пятая девушка танцевала. Я какое-то время глазел на них, а потом отправился дальше.
Как я понимал, здесь собрались люди самых разных интересов. Эти девушки, судя по всему, принадлежали к той категории людей, которые интересуются индейским фольклором. В круг моих интересов он не входил. А если бы и входил, то я предпочёл бы послушать песни, исполняемые самими индейцами.

Я направился к вигвамам на берегу. Это было что-то типа театрализованной индейской деревни. Или, правильнее, поселения индейских ремесленников. Видимо так было задумано, чтобы дать возможность посетителям ознакомиться с индейским бытом, каким он был в прошлом или позапрошлом веке. Здесь ткали и вышивали, изготавливали луки, стрелы и ножи, плели корзины и делали одежду из шкур. Возле одного вигвама двое мужчин резали из дерева маски, а около соседнего вигвама готовили на костре пищу. Здесь хозяевами были в основном индейцы. И только там, где изготавливались ножи, я заметил мастеров европейской наружности.

Я подошёл к кромке обрывистого берега, начинающейся за вигвамами. Отсюда стало видно, что внизу, на небольшом пляже у самой воды, тоже происходит какое-то действо. Я не понял точного его значения. Скорее всего, там разыгрывался некий ритуал.
По колено в воде стояла обнажённая девушка с прекрасными рыжими волосами. А четверо девушек, облачённых в простые белые туники, горстями захватывали воду озера и плескали её на обнажённую. На берегу прыгал мужчина, колотя в бубен и распевая какие-то песни.
Я залюбовался рыжеволосой девушкой. Тело её было совершенно белым. И по этому сочетанию белизны кожи и изысканной рыжеватости волос, я почему-то определил, что она была родом из Англии или Ирландии. В моём сознании чаще всего возникал именно такой образ, если я слышал или читал о европейских ведьмах или колдуньях.
Я мог бы смотреть на эту девушку без конца, но мне нужно было найти то, что я искал, и я отправился дальше. Я предчувствовал, что непременно найду здесь тех людей, интересы которых совпадают с моим собственным.

Войдя в самую гущу людского скопления, я вскоре оказался у одного из шатров, того, что располагался ближе к центру долины. Это был одновременно и своеобразный информационный пункт и лекционный зал. У входа, задёрнутого массивными брезентовыми шторами, стояли две девушки, - опять-таки американки, одетые в индейские костюмы. Едва я остановился, раздумывая, куда мне направиться, они подскочили ко мне и принялись весело объяснять, что в этом шатре в данный момент проходит лекция человека, который является одним из наиболее значительных исследователей тех знаний, которые даёт дон Тезлкази Гуйтимео. А вечером, во время концерта, который состоится на главной площадке, в этом шатре будет происходить встреча и свободный обмен мнениями между другими выдающимися исследователями, которых, как утверждали девушки, на эту фиесту приехало пять человек.
- Все они из разных стран! – торжественно заключили девушки.

Я спросил, а где в данный момент находятся все эти люди, но девушки не могли этого сказать. Понятно было, что сейчас я могу послушать только одного из них. Я выразил желание это сделать и одна из девушек, приглашающим жестом, указала на вход в шатёр. Я достал из кармана бумажник, полагая, что нужно заплатить за входной билет, но девушки улыбнулись и сказали, что вход свободный. Я вошёл.

Внутри всё было обставлено уютно и разумно. Слушатели расположились на свободно проставленных складных стульях, окружив небольшое возвышение, на котором стояла белая доска на треноге. Организаторы, видимо, позаботились даже о каких-то мобильных генераторах электричества, поскольку доска на возвышении была освещена двумя лампами с рефлекторами, а лектор держал в руке микрофон. Громкость микрофона была отрегулирована очень правильно, - голос лектора перекрывал шумы, доносящиеся снаружи, но в то же время не резал слух.
Я присел на свободное сидение, и уже буквально через пару минут моё безраздельное внимание было отдано лектору.

Этот человек говорил поразительные вещи! Он рассказывал о законах бытия, постоянно рисуя фломастером на доске схемы и какие-то математические графики, иллюстрирующие те знания, которые он почерпнул от дона Тезлкази Гуйтимео.
Больше всего меня поразило и восхитило, с какой простотой и лёгкостью, на доступном и понятном всем языке лектор рассказывал о нагуале и тонале, об их уровнях, о том, для чего нужны сталкинг и сновидение. Он рассказывал об Абстрактном и про установление связи с ним, о Духе и изучении Намерения, об Абстрактных Ядрах, которых, в отличие от меня, он знал больше шести…

Я был буквально ошарашен всем услышанным. Но одновременно с радостью и возбуждением, я испытывал и некоторую горечь. Ведь я столько лет провёл с доном Хуаном, безуспешно пытаясь понять его знание, а оказывается всё давно уже известно, исследовано, объяснено, разложено по уровням, распределено по вертикалям и горизонталям. Судя по всему, эта открытая линия, которую возглавлял дон Тезлкази Гуйтимео, обладала более обширными и внятными знаниями, чем линия дона Хуана. Мне нестерпимо захотелось побыстрее встретиться с самим доном Нагвалем.

 Отправлено: 04.03.16 02:57. Заголовок: К моему огорчению, л..

К моему огорчению, лекция скоро закончилась. Посетители стали расходиться, некоторые подошли к лектору с вопросами. Я не стал этого делать. Этот человек настолько доходчиво всё объяснил, что к нему у меня вопросов не возникало. Мне нужно было непременно увидеться с доном Тезлкази Гуйтимео!

После полумрака шатра, солнечный свет на мгновение ослепил меня, и я брёл между людьми почти наугад. Но потом спохватился, что так ведь недолго наткнуться на кого-нибудь из знакомых. Я остановился и опустил глаза вниз, давая им время привыкнуть к свету. А потом огляделся. И вдруг поймал себя на странной раздвоенности. Я послушно выполнял предписание дона Хуана, однако сейчас я уже не так слепо верил ему самому!
Действительно, эта лекция что-то поколебало во мне. Не то чтобы я сердился на дона Хуана, который на протяжении всех этих лет так и не смог настолько доходчиво описать мне все эти уровни тоналя и нагуаля, объяснить законы бытия, тонкости взаимодействия с Духом и изучения Намерения, - нет! Дон Хуан оставался для меня безупречным воином и магом, который несёт ответственность за все свои решения и поступки. Но в то же время, я начинал осознавать, насколько мои собственные интересы были бы полнее реализованы, если бы я, в своё время, столкнулся с доном Тезлкази Гуйтимео и людьми, которые его окружают.
Я был растерян. У меня вдруг возникло чувство, что я словно предаю дона Хуана. Но я не мог ничего с собой поделать, - мне хотелось найти ещё кого-нибудь из тех исследователей, о которых говорили девушки у шатра, и к числу которых принадлежал тот лектор. Я заранее верил им, поскольку чувствовал, что в них есть та мера разумности и рациональности, которой мне так недоставало у дона Хуана.

Я побрёл наугад.
Через какое-то время во мне возникли сомнения другого рода. Что-то не складывалось. Я снова и снова перебирал в памяти то, о чём услышал в шатре и пытался сопоставить его с тем, что сам узнал за время моего знакомства с доном Хуаном. И концы не сходились. Точнее, никаких концов как будто не было вообще.
Возникало чувство, что лектор говорил о каком-то другом нагуале и другом тонале. Во всяком случае, мои собственные, основанные на практике и разговорах с доном Хуаном, ощущения и догадки относительно этих двух «столпов» знания магов как-то не соответствовали тем понятиям, которые возникли у меня в то время, когда я слушал лектора в шатре. И это было причиной того, что не складывалась вся остальная мозаика. Сталкинг, о котором говорил лектор, был совсем не тем сталкингом, о котором знал я, его сновидение было вовсе не сновидением, а чем-то другим, а слова лектора о дубле или, тем более, духе, представлялись, с позиций учения дона Хуана, какой-то ерундой.
С другой стороны, как только я принимал позицию лектора, ясным и понятным становился весь окружающий мир, - он обретал вполне определённую форму, иерархичность и смысл. И всё это можно было изучать и исследовать научными методами. А ведь именно этого мне всегда и недоставало в мире дона Хуана, - возможности применить научную методологию…
Я был в смятении. И очень надеялся на предстоящую встречу с доном Нагвалем. По непонятной причине я был уверен, что он окажется ближе мне по темпераменту и интересам, чем даже сам дон Хуан…

Незаметно для себя, я оказался у торговых рядов. Это был небольшой рынок, где продавали всякую всячину, - от продуктов до сувениров. Мне захотелось пройтись вдоль рядов, чтобы поглазеть на товары, но вдруг в одном из торговцев я узнал дона Висенте!
Моментально нырнув в сторону, я расположился у одного из прилавков таким образом, чтобы мог видеть дона Висенте, а он не имел бы возможности меня случайно обнаружить.
Дон Висенте торговал лекарственными растениями. Он нараспев расхваливал свой товар. Я смотрел на него, и меня охватывало какое-то чувство, похожее на печаль или ностальгию. Только совершенно непонятно было, по какому поводу эта ностальгия. Своим присутствием здесь дон Висенте включил в мою раздвоенность какое-то третье состояние, которое не поддавалось описанию. Я ощущал себя так, словно вот-вот потеряю что-то крайне важное и значимое для меня…
Я смотрел на дона Висенте и испытывал просто адские муки, вызванные непонятно чем. Мне вдруг стало необъяснимо его жаль. Мне безумно хотелось подойти к нему, обнять его, поговорить о каких-нибудь пустяках. Но предостережение дона Хуана удерживало меня на месте. У меня возникали неудержимые порывы плюнуть на это предостережение и, слегка померкший после лекции образ дона Хуана, был только на руку такому решению, однако я сдерживал себя. Я не представлял, что именно знал дон Хуан такого, что заставило его дать мне подобные инструкции, но сам я, где-то в глубине души, ощущал, что если я их нарушу, всё обратится в такую пустоту, которую мне не выдержать.

Я решительно направился прочь. Обогнув по дуге торговые ряды, я оказался где-то недалеко от большого шатра. Здесь, образовав кольцо, в центре которого что-то объяснял собравшимся человек средних лет, стояла группа людей. Некоторые записывали в блокноты. Я ощупал в кармане свой блокнот. Это простое действие как-то успокоило меня, и я присоединился к группе слушателей.
Очень быстро я догадался, что это, скорее всего, был ещё один из тех исследователей, о которых упоминали девушки. Его речь воспринимать было труднее, поскольку она была пересыпана научными терминами. Я даже осторожно осмотрелся, опасаясь, что как раз здесь у меня есть шанс столкнуться с моим коллегой из университета.
Говорящий, определённо, внушал доверие. То, что он рассказывал относительно тоналя или нагуаля, не настолько противоречило тому, что было известно мне, насколько противоречили высказывания лектора из шатра.

Мне вообще понравился подход этого человека. Он был лишён каких-либо метафизических спекуляций и базировался на строго научной основе. Когда речь зашла о пейоте, я даже достал блокнот и записал несколько фраз, надеясь когда-нибудь позже привести их дону Хуану, чтобы внести ясность в вопрос о растениях силы. В этом пункте у меня до сих пор не было определённой позиции.
Дон Хуан всегда настаивал, что, например, Мескалито является некой абсолютно реальной сущностью. Этот же человек представил всё в несколько ином свете. Я записал то, что он говорил:
- Употребление психоактивных веществ вызывает своего рода реимпринтирование личности. Можно смело утверждать, что подобное воздействие эти вещества оказывают на любого человека. Но! Строго говоря, психоделики скорее создают условия для реимпринтирования, а настоящего эффекта можно добиться только в том случае, если рядом с человеком находится опытный реимпринтатор, в совершенстве владеющий необходимыми техниками для сдвига точки сборки.
В этом месте я даже согласно кивнул, поскольку слова человека только подтверждали моё подозрение о том, что всё со мной происходящее во время принятия растений силы, в значительной мере является и результатом воздействия на меня самого дона Хуана.
Дальше тот человек сказал:
- В действительности не существует какого-то Дымка или Мескалито. Всё это только некая «архетипическая настройка», только мифы. Мифы, необходимые для общего соглашения участников церемонии относительно присутствия некоего мифического существа и даваемого этим существом урока. На самом же деле всё весьма просто. В пейоте содержится алкалоид - мескалин. А, например, в грибах – буфотенин. И именно алкалоиды, содержащиеся в растениях, вызывают все эти видения. Не какие-то абстрактные мифические сущности, а конкретные алкалоиды!

 Отправлено: 04.03.16 02:58. Заголовок: Дальше он сказал, чт..

 Отправлено: 04.03.16 02:59. Заголовок: Но вместо дона Хуана..

Но вместо дона Хуана и дона Хенаро передо мной появились два идиота.
Я поднял глаза и буквально онемел. Дон Хуан и дон Хенаро стояли передо мной с какими-то отрешёнными и важными выражениями на лицах. Одеты они были в праздничные наряды индейцев. При этом дон Хуан был одет в этот костюм полностью, начиная какой-то пышной короной из перьев на голове и заканчивая мокасинами. А дон Хенаро, казалось, только надел индейскую рубаху поверх своей. Штаны и сандалии были его собственными. На его голове была весьма скромная, в сравнении с головным убором дона Хуана, повязка.

Я не мог определить, кто же из них выглядит более дурацки. Какое-то время мы молчали. Потом дон Хуан, каким-то важным и чужим голосом объявил, что теперь он готов отвести меня к дону Тезлкази Гуйтимео и представить меня ему.
Я вскочил на ноги, словно какая-то пружина подкинула меня. Глядя дону Хуану прямо в глаза, я твёрдо заявил, что в данный момент не имею намерения встречаться с кем бы то ни было.
Я ожидал, что он высмеет моё индульгирование, но он, тем же тоном, сказал:
- Такое твоё решение.

И, пройдя мимо меня, словно я был пустое место, он направился к стоянке машин. Мы с доном Хенаро пошли следом. Дон Хенаро негромко сказал мне:
- Это было неописуемо. Их встреча была удивительной. Теперь дон Хуан, – настоящий нагваль. Он получил подтверждение…

Я никогда ещё не слышал, чтобы дон Хенаро, обращаясь к дону Хуану или упоминая о нём, говорил, – дон. Я был на грани безумия. Мне хотелось лишь одного, - поскорее добраться до своей машины и отвлечь себя хотя бы привычными действиями, связанными с её вождением.
Когда мы подходили к машине, дон Хенаро засеменил вперёд и как-то подобострастно распахнул заднюю дверцу автомобиля. Дон Хуан принял это, как должное. Я не мог на это смотреть…

Большую часть пути мы проделали в гнетущем молчании. Оба дона сидели на заднем сидении, и я, временами поглядывая на них через зеркало заднего обзора, воспринимал их, как какие-то чуждые тени, призраки, непонятно зачем оказавшиеся в моей машине. Сам я находился в полной прострации и вёл машину автоматически. Думаю, я гнал, как сумасшедший.
Я остановился, чтобы долить бензина. Дон Хуан и дон Хенаро не выбрались из машины даже для того, чтобы размять ноги.
Пожилой мексиканец, дежуривший на бензоколонке, представлялся мне единственным живым существом на этой планете. Я готов был обнять его и расплакаться.

Когда я сел в машину, и мы поехали дальше, дон Хуан начал говорить. Это был какой-то нелепый монолог, который он произносил совершенно чуждым мне голосом.
Он говорил о важности взаимопонимания между людьми разных мировоззрений и религиозных убеждений, о необходимости поиска путей сотрудничества между ними и выработки единой линии стратегии поведения и действий, направленных на защиту окружающей среды, на достижение мира во всём мире, на исследования знаний и традиций народов всего мира. Он говорил о тех усилиях, которые каждый воин обязан прикладывать для того, чтобы сдвинуть точку сборки нашей планеты, нашей Матери-Земли в такое положение, которое обеспечит всем равноправие и благоденствие, избавит людей от негативных эмоций и принесёт им любовь и радость…
Он говорил, казалось бы, совершенно верные, правильные слова. И к словам этим невозможно было придраться. Однако за всем этим мне в затылок дышала такая пустота, что я только крепче цеплялся руками за руль. Чтобы не расплакаться…

Я осознал, что больше нет прежнего дона Хуана. Вероятно, та струя энергии первого внимания, которую он получил во время встречи с доном Тезлкази Гуйтимео, что-то перегрузила в нём или заставила его пересмотреть свою судьбу настолько радикально, что сейчас я просто не узнавал его. Это был другой человек. Он говорил те слова, которые я сотни раз, в разных вариациях слышал от всякого рода искателей истины, или читал в подборках духовной литературы. Слова, за которыми, как я всегда чувствовал, не стояло никакого реального намерения.

Дон Хуан замолчал так же внезапно, как и начал говорить. Казалось, что в нём просто кончилась какая-то пластинка или заел некий механизм. А вскоре мы подъехали к тому городку, в котором встретили дона Хенаро, выбирали крестик для холма и обедали в кафе, где дон Хенаро обнаружил ту злосчастную листовку.
Дон Хенаро тронул меня за плечо, давая понять, что хочет выйти. Мы были у той самой развилки на окраине города, на которой я подобрал его утром.

Я остановил машину и обернулся назад. Дон Хенаро открыл дверцу, выбрался наружу, а потом наклонился к неподвижно сидящему дону Хуану и поцеловал его руку. В свете, который зажёгся при открывании дверцы автомобиля, я увидел, что по лицу дона Хенаро бегут слёзы умиления.
Я был настолько ошарашен, что даже не попрощался с ним. Я не мог выдавить из себя ни слова, как будто я физически разучился говорить, - мой язык мне не повиновался.
Дон Хенаро мягко закрыл дверцу машины и пошёл вдоль пустынной ночной улицы. Я смотрел ему вслед. Он шёл какой-то не своей походкой. Он сутулился, а его ноги, казалось, подгибались в коленях при каждом шаге. Потом я заметил, что плечи его подрагивают, и мне показалось, что он рыдает. И в ту же секунду я осознал, что дон Хенаро тоже понял, что мы потеряли дона Хуана! Что он тоже не разделяет и не понимает той ерунды, которую говорил дон Хуан. Но, как безупречный воин и верный соратник дона Хуана, дон Хенаро принял свою судьбу такой, какой она оказалась.

У меня же не было вообще никакого выбора. Я очень медленно повёл машину по улице. Только сейчас до меня стал доходить подлинный размах того, что произошло.
У меня больше не оставалось никакого мира, - ни обычного, ни магического. Я не мог примкнуть к открытой линии дона Тезлкази Гуйтимео, поскольку что-то во мне не принимало всего того, что я там увидел и услышал. И даже полное приятие тех идей и концепций моим разумом не могло перевесить силу моего внутреннего неприятия.
Не мог я вернуться и в мир дона Хуана. Поскольку больше не было самого дона Хуана. Он ушёл на другую сторону. На ту сторону, которую я не мог принять внутренне, хотя – и в этом был какой-то совершенно зловещий парадокс – мой разум ведь постоянно искал и даже требовал именно этой другой стороны.
И я уже даже не знал, а существовал ли вообще тот магический мир, в котором я провёл столько лет в компании дона Хуана и его соратников, или это была только сладкая и таинственная иллюзия, безумная мечта…

Передо мной, подобно ленте кинофильма, пронеслись все эти годы. И тяжесть тоски, и горечь потери скорчили меня. А потом я ощутил сильнейшее давление внизу живота.
Я осознавал, что мне не оставлено никакого выбора. Выбирать было просто не из чего. Я решил, что отвезу дона Хуана к нему домой, попрощаюсь и уеду обратно в Лос-Анджелес. Я не представлял, что я буду делать и как стану жить. Мне хотелось только поскорее оказаться подальше от этих мест.

Давление внизу живота стало нестерпимым, я почувствовал острейший приступ тошноты и сильнее нажал на педаль газа, стараясь поскорее выехать за городскую черту.
До конца городка оставалось проехать примерно половину квартала, но я не смог больше терпеть, остановил машину, распахнул дверцу, но выйти из машины не успел, - меня стошнило.
Спазмы тошноты прокатывались по моему телу, и я только старался удерживать открытой дверцу и вытягиваться подальше, чтобы не забрызгать машину.

- Ты бы ещё насрал посреди улицы! – услышал я у себя над ухом голос дона Хуана.
Я медленно поднял взгляд. Дон Хуан стоял рядом, помогая мне удерживать раскрытой дверцу автомобиля. Он был одет в свою обычную одежду и уже без этого дурацкого головного убора из перьев. Я не заметил, ни когда он выбрался из машины, ни когда успел переодеться.
Я хотел что-нибудь сказать, но мой язык всё ещё не повиновался мне, и я лишь промычал что-то нечленораздельное.
Дон Хуан предложил мне перекатить машину немного вперёд. Я сделал это, и дон Хуан помог мне выбраться наружу.
Он усадил меня прямо на асфальт перед машиной, так, что моя спина опиралась о бампер. Дон Хуан сказал, чтобы я прижал ладони к животу в районе пупка, согнул ноги в коленях и притянул их насколько возможно к себе. Спина при этом должна была оставаться прямой.
Какое-то время я сидел в этой неудобной и напряжённой позе. А потом почувствовал, что тошнота и боль в животе исчезли. Я повернул голову к дону Хуану, чтобы сказать ему об этом. Но он, обеими руками, развернул мою голову обратно и велел смотреть вперёд.

Перед моими глазами была улица маленького городка, оканчивающаяся ночью. Там, где начиналась ночь, ощущалось какое-то движение, словно там гулял ветер. Мне на мгновение представилось, что эта улица, - только декорация. А когда мы покинем её и въедем в темноту, то там будет зима. И снег…
Вдруг вспомнилось стихотворение русского поэта. Его читала мне когда-то моя знакомая с факультета филологии, которая была без ума от русской литературы. Тогда мне тоже понравился этот стих, и я запомнил его.
Мне почему-то захотелось прочитать его дону Хуану. Я знал, что он не поймёт английского. Но всё равно сделал это.
Night, street, a lamp, a chemist’s window,
a senseless and dim light. No doubt
in a quarter century or so
there’ll be no change. There’s no way out.

You’ll die, and just the same as ever
begin the dance again. A damp
night, frozen ripples on the river,
a chemist’s shop, a street, a lamp.
(«Ночь, улица, фонарь, аптека…», - стихотворение А. Блока. – прим. переводчика)

Только когда закончил, я осознал, что снова могу говорить. Дон Хуан тронул меня за плечо и сказал, что мы должны ехать.
Он устроился на переднем сидении, и мы выехали из города.
Ехали молча. Мне стало значительно легче. Однако я боялся задавать вопросы, поскольку никак не мог понять, кто сейчас дон Хуан. Является ли он прежним доном Хуаном, или он, - новый дон Хуан, который просто переоделся в свою старую одежду? А может быть, в данный момент он представляет собой какую-то смесь обоих?
Всё это было довольно нелепо. И я молчал. Дон Хуан тоже молчал и ни разу не взглянул на меня.
Вдруг он велел остановить машину. Я не сразу понял, где мы остановились. И только когда мы выбрались наружу, я узнал тот холм перед городом, на котором мы сидели, глядя на окна. Поскольку в этот раз мы въезжали на него со стороны города, то я просто не успел сориентироваться в пространстве.

Мы сели на том же самом месте. Только светящихся окон в городе было значительно меньше. После непродолжительного молчания, дон Хуан сказал, что мне придётся потратиться на ещё один крестик. Я не понял о чём это он и повернулся к нему. Даже в темноте было видно, что он улыбается.
- Похоже, этот холм тоже претендует на то, чтобы стать твоим местом силы, - сказал дон Хуан.

С моих плеч словно убрали гранитную плиту. Это был прежний дон Хуан. И вокруг меня был прежний мир, - может быть сладкая и таинственная иллюзия, может быть только фантазия, - мне было безразлично. Это был мой мир.
Я хотел улыбнуться дону Хуану, но не смог. Мышцы моего лица были всё ещё какими-то скованными.

- Что за стих ты читал у машины? – спросил дон Хуан.
Я объяснил. И добавил, что, к сожалению, не знаю испанского перевода.
- Не важно, - сказал он. – Я понял, что ты хотел сказать.

Я возразил, что я и сам не знаю, что я хотел сказать этим стихотворением. Просто для меня в нём было сказано о мире больше, чем во всём том, что я услышал на той фиесте.
- Именно это ты и сказал! – улыбнулся дон Хуан.

- Зачем мы туда на самом деле ездили, дон Хуан? – спросил я после непродолжительного молчания.
Он покачал головой, а потом произнёс:
- Для тебя эта поездка была возможностью увидеть второй путь, уводящий от Перекрёстка Трёх Дорог. Для меня самого… впрочем, сейчас не имеет значения, чем это было для меня.
- Но ты встречался с доном Нагвалем?

Он снова покачал головой и сказал:
- Нет никакого дона Нагваля. Во всяком случае, в том смысле, как воспринял ты.

Я заявил, что я воспринял всё только так, как описали мне они с доном Хенаро. И если всё это было розыгрышем, то я бы назвал этот розыгрыш довольно жестоким, - я едва не свихнулся от событий прошедшего дня.
Дон Хуан тихо рассмеялся, словно он не хотел нарушать тишину ночи.
- Это не было обычным розыгрышем, - сказал он. – И, хотя у всего этого было какое-то подобие сценария, который, кстати, возникал прямо на ходу, но это не было и театральным представлением, рассчитанным на тебя. Мы с Хенаро не просто играли роли. Мы были этими ролями.
- Что ты хочешь этим сказать, дон Хуан?
- Я хочу сказать, что мы создали для тебя специальную реальность и сами поселились в ней, понимаешь? Мы не играли, мы, - были.
- Ты хочешь сказать, что когда вы вернулись, вы на самом деле были двумя… идиотами? – изумился я. – А потом, в машине, ты совершенно искренне говорил всю эту чепуху? А дон Хенаро на самом деле плакал, когда прощался с тобой?
- Ну, о чём плакал Хенаро, ты лучше спроси у него самого, - усмехнулся дон Хуан. – Я же только могу повторить тебе то, что уже сказал: мы не играли, мы, – были.
- Но хотя бы какой-то контроль или что-то похожее у вас оставалось? – не мог понять я. – Иначе, как ты вернулся к себе настоящему?
- Настоящему? – покосился на меня дон Хуан и опять тихо рассмеялся.

 Отправлено: 04.03.16 02:59. Заголовок: Успокоившись, он ска..

Успокоившись, он сказал:
- Разумеется, оставался некий контроль. Иначе это была бы НЕ контролируемая глупость.

Он улыбнулся и продолжил:
- Но это не тот контроль, который имеешь в виду ты. Когда-нибудь ты сам узнаешь то, о чём я говорю.
- Но к чему был весь этот спектакль? – спросил я.
- Я тебе уже ответил, что это была возможность для тебя увидеть второй путь.
- Но не проще ли было вручить мне ту листовку и сказать, что мне стоит побывать на этой фиесте? Я ведь мог и один туда съездить, чтобы всё увидеть.
- Да, это было бы проще, - согласился дон Хуан. – Но в таком случае ты ничего бы не узнал. Нужно было не просто показать тебе второй путь со стороны. Нужно было явственно указать тебе на этот путь в тебе самом.

Дон Хуан легонько постучал кулаком в мою грудь
- Вот здесь…

Теперь я понял, что он хотел сказать. Размах их предприятия поразил меня. Я вспомнил дона Висенте и Сильвио Мануэля…
- Но неужели не было другого, более простого способа сделать это? – спросил я.
- Я не знаю, - пожал плечами дон Хуан. – Возможно ты сам, если тебе когда-нибудь понадобится проделать нечто подобное для кого-то другого, найдёшь что-то более изысканное. Но мы с Хенаро простые индейцы…

Тут у меня возникло одно сомнение. Я спросил:
- Получается, дон Хуан, что все собравшиеся там люди побывали у Перекрёстка Трёх Дорог?
- Ничего такого не получается! - возразил он.
- Но чтобы избрать этот второй путь, разве им не нужно было оказаться у перекрёстка?
- Нет, - ответил дон Хуан. – Это всё слова. Они опять загнали тебя в ловушку.
- Но ведь ты сам утверждал, что так гласит Правило!
- Ничего такого я не утверждал.
- Но как же нет, когда, – да! – его упрямство начало меня раздражать, и я стал подниматься, чтобы сходить в машину за своим блокнотом и процитировать ему его собственные слова.
- Сядь! – удержал он меня. – То, что я тогда говорил, касалось тебя, а стало быть, и тех, кто побывал на перекрёстке. Но я ведь не говорил, что они создают эти три дороги, ведущие от него. Я сказал, что они выбирают. А значит, дороги эти уже существуют, вне зависимости от того, был ты на перекрёстке или нет.
- И что? – я не мог понять, к чему он клонит.
- Похоже, ты действительно слегка в уме повредился, - вздохнул дон Хуан. – Это ведь элементарно! Ну, подумай сам, если эти дороги уже существуют, то…

Я не понимал, чего он ждёт от меня. Передо мной быстро промелькнула картинка: фонарь у перекрёстка трёх пыльных, пустых дорог. Она мне не говорила ровным счётом ничего.
- То это значит, что по ним уже снуют туда-сюда толпы народа! – нетерпеливо воскликнул дон Хуан.
- Почему? – спросил я.

Дон Хуан одной рукой ухватил меня за голову и развернул её по направлению к городу, а другую руку вытянул в том же направлении.
- Погляди! Что, все эти люди тоже выбрали свой путь лишь после того, как побывали у перекрёстка?

Только тут до меня дошло, о чём он.
- Так значит, никто из присутствовавших на фиесте не был у Перекрёстка Трёх Дорог?
- Но я ведь не могу знать за всех! – воскликнул дон Хуан. – Я только объясняю тебе, что выбрать один из путей можно не только на перекрёстке, но и вне него. И делается это как раз для того, чтобы избежать попадания на перекрёсток!

Он пристально посмотрел на меня и сказал:
- Люди прилагают все возможные усилия, выбирают какую угодно дорогу, лишь бы не оказаться у Пустого Тройника. Для человеческих существ нет ничего ужаснее, чем реальность такая, как она есть. И где-то глубоко внутри они ощущают, и не без основания, что оказаться у Перекрёстка Трёх Дорог, значило бы для них, - поставить под угрозу своё ясное, объяснимое и целенаправленное существование, понимаешь?

Я понимал.
- Когда же какой-либо путь выбирает маг, который оказался у Перекрёстка Трёх Дорог, то его дорога оказывается несколько иной, чем дорога обычного человека. Так случается потому, что маг, в отличие от нормального человека, не просто ощущает или подозревает, - он видел, он был на этом перекрёстке. Поэтому он знает, от чего укрывается. И поэтому я говорил тогда, что, даже выбирая первую дорогу, маг не станет обычным человеком в полном смысле этого слова. И всегда будет отличаться от окружающих его людей. Нет возможности полностью обмануть себя…
- Скажи, дон Хуан, а как насчёт самого дона Тезлкази Гуйтимео? Он был на перекрёстке?
- Понятия не имею, - пожал плечами дон Хуан. – Я не знаком с ним и никогда не видел его.
- Так вы с доном Хенаро не ходили к нему в шатёр? – удивился я.
- Мы-то ходили, - вздохнул дон Хуан. – Но у самого входа вдруг выяснилось, что ни у меня, ни у Хенаро нет лишней сотни долларов.
Чувствовалось, что он едва сдерживает смех.
- Но что бы ты делал, если бы я согласился тогда пойти с тобой к дону Нагвалю? – спросил я.
- Можешь быть уверенным, что я отвёл бы тебя к нему, - улыбнулся дон Хуан.
У меня не возникло сомнений по поводу этого его утверждения.
- А дон Тезлкази Гуйтимео действительно нагваль? – спросил я.

Я спрашивал, поскольку нагвалем его называли все вокруг, а не только дон Хуан и дон Хенаро. Значит, это не могло быть просто частью их спектакля или как бы там ни называть то, что они со мной проделали.
- Я не знаю, - ответил дон Хуан. – Я ведь уже сказал тебе, что я даже ни разу не видел его.
- Ну, а если исходить из того, что ты слышал о нём, ты не мог бы определить это? – не унимался я.
- Перестань молоть ерунду! – посоветовал дон Хуан. – Из того, что мне о нём известно с чужих слов, я могу только предположить, что он, – хороший человек и неплохой целитель. Однако его, так называемая духовная деятельность, меня не впечатляет. Но кто я такой, чтобы делать выводы? Может быть, это просто его контролируемая глупость…

Дон Хуан улыбнулся, но я почувствовал, что он чего-то недоговаривает. У меня возникло ощущение, что он знает больше, чем сказал мне. Я поделился с ним своими подозрениями.
Он согласился, что моё ощущение верное. И сказал, что не хочет углубляться в эту тему потому, что не собирается идти на поводу моей склонности осуждать других.
- Но я никого не осуждаю! – искренне возразил я. – Я только хочу разобраться!
- Наверное, слово осуждать, - не совсем точное, - сказал он. – Но как бы там ни было, ты можешь спрашивать о ком угодно, но о Тезлкази Гуйтимео мы не будем говорить.
- Он какой-то особенный? – попытался я зайти с другой стороны.
- Нет, - ответил Дон Хуан. – Просто разговор о нём только отвлечёт нас в ненужные подробности, которые ничего тебе не дадут. Оставим это.

Мне не оставалось ничего другого, как согласиться. И тогда я вспомнил того человека, который увлёк меня своим научным подходом. У меня снова возникло побуждение сходить за своим блокнотом, чтобы зачитать дону Хуану то, что я записал со слов того человека. Но потом я понял, что сейчас в этом цитировании нет никакой нужды, и просто пересказал своими словами то, что тогда говорилось.
Закончив пересказ, я сказал дону Хуану, что точка зрения того человека на магию была чем-то мне симпатична, хотя я и не мог полностью принять её.
- И чего ты хочешь от меня? – спросил дон Хуан.
- Я хочу, чтобы ты прокомментировал то, что я рассказал. Ведь у тебя гораздо больше непосредственного магического опыта, чем у меня.
- Непосредственного магического опыта… - повторил дон Хуан и, улыбнувшись, передёрнул плечами, словно у него между лопаток протащили сосульку. – Из того, что я услышал, я могу только сделать вывод о том, что этот твой человек научился прикладывать все свои силы на то, чтобы избежать даже возможности оказаться у Перекрёстка Трёх Дорог. Я думаю, что, установив интуицию на место безмолвного знания, он так и останется удовлетворённым до конца своих дней.
- Но это мне почти ничего не говорит, дон Хуан! – запротестовал я, опасаясь, что это и весь его комментарий. – Не мог бы ты подробнее объяснить, в чём он не прав?
- Не прав? – переспросил дон Хуан. – Так ведь он прав! Он делает лучшее, на что способен. Но если мы говорим о магии, то он занимается тем, от чего я предостерегал когда-то тебя самого.

Я попросил, чтобы он напомнил. Дон Хуан развёл руки в стороны, словно хотел обнять окружающее пространство, и повторил то, что я действительно уже слышал от него, но о чём постоянно умудрялся забывать:
- Сама вечность окружает нас каждое мгновение. И превращать это величие в разумность, заниматься тем, чтобы уменьшать всё до уровня управляемой чепухи, не только глупо, но и крайне вредно…

Он замолчал на миг и потом добавил:
- Тот человек не знает смирения воина. Ему известно лишь смирение нищего. И потому он склоняет голову перед разумом…

Я понял всё, что он сказал. Но одно возражение всё-таки вырвалось у меня.
- Но, дон Хуан, а ты сам, говоря так о том человеке, разве не осуждаешь его? – не без некоторого внутреннего удовлетворения, спросил я.
- Нет, - спокойно возразил он. – Я давно уже научился предоставлять людей самим себе. Поэтому у меня нет по отношению к ним никакого осуждения. Говоря так, как я говорил, я только констатировал факт. И сделал это по твоей просьбе. Можешь быть уверенным, что, например, с Хенаро мы никогда не обсуждаем ничего подобного.

Он улыбнулся. А я снова почувствовал себя в дураках. Как и обычно, дон Хуан выставил всё в таком свете, что все концы указывали на меня.
- А каков же третий путь, дон Хуан? – спросил я, чтобы сменить тему.
- О нём мы пока не можем говорить, - ответил он. – Мы поговорим о нём тогда, когда ты столкнёшься с ним столь же недвусмысленно, как сегодня столкнулся со вторым. Слова вне игры, - заключил он с улыбкой.
- Но когда же я столкнусь с ним, дон Хуан?
- Этого я не знаю. Может быть очень скоро. А может быть и никогда. Всё в руках тех сил, которые правят нашей судьбой…

Его замечание об управляющих нами силах, не показалось мне уместным. Я нахмурился.
Дон Хуан поднялся на ноги. Я воспринял это, как знак, что нам пора ехать, и тоже встал. Дон Хуан потянулся всем телом и предложил мне сделать то же самое. Я потягивался лицом к городу. И просто всем телом почувствовал, как от меня отлетает что-то липкое и тягучее.
Мы направились к машине.
Когда я включил двигатель и зажёг фары, то вдруг вспомнил о доне Хенаро.
- Дон Хуан, а что делает в этом городке дон Хенаро? – спросил я.
- Как это, – что? – удивился дон Хуан. – Ведь Хенаро сразу тебе объяснил, - он там прячется…